— Стася, давай начистоту, жизнь — штука тяжёлая. Твоя бабушка пожила и умирает. Прими уже это. Дай Бог нам всем хотя бы столько прожить, сколько она...
Стася не нашла, что ответить, но слова Виги были очень горькими. После их разговора у девушки стало ещё пасмурнее на душе. Она решила занять себя хоть какой-то работой. Спустилась вниз, взяла большую корзину и пошла собирать мусор на побережье.
Сегодня море волновалось из-за небольшого ветра. Он взъерошил весь песок на берегу, покрыв его причудливым ребристым рисунком. Солнце светило холодно. Стася всё время сжималась и куталась в кофту: то ли от ветра снаружи, то ли от грусти внутри. Она шла, глядя невидящим взором вдаль; пытаясь разобраться в себе, думала: «Что я испытываю?» И отвечала: «Тревогу».
Тревога — липкое слово густого бордового цвета. Оно заливает собой нутро, заволакивает глаза пеленой и запутывает невидимой паутиной ноги. Тело становится вялым, движения неточными, а душа болит и ноет.
Стася даже не заметила, как дошла до выступа, за которым был «трон». Она остановилась и хотела повернуть назад. «Наверняка там кто-то есть», — думала девушка. В последнее время она вечно там кого-то встречала. А сейчас видеть никого не хотела. Но всё же что-то влекло её к «трону». Что-то тянуло за выступ. И она всё-таки пошла.
На камне сидел старик. Его лицо покрывали глубокие морщины, на черепе почти не осталось волос, вместо них клочками висел седой пух. Впалые щёки были небриты, с серебристой щетиной, они напоминали чешую рыбы. Старик держал в руках большую булку, которую крошил чайкам. Он сразу увидел Стасю.
— Иди уж, раз пришла. Садись, — сказал он ей по-свойски. — Ты же хочешь здесь посидеть?
Он пододвинулся, освобождая для девушки место. И продолжил кормить птиц. Старик бросал им большие куски булки, которые отламывал дрожащими руками.
— Ты приехала издалека? — спросил он у неё.
Стася помотала головой:
— Нет, я живу в Медовой бухте.
— А-а-а-а, понятно...
Они посидели в тишине, а потом старик спросил:
— Чем ты занимаешься?
— Я пишу книги, — ответила Стася.
— Много работаешь?
— Иногда да, — кивнула она.
— Вот и я... много работал. Да поди, всю жизнь, — он тяжело вздохнул. — Всю жизнь я хотел много денег... Много женщин... Много ощущений… Всё работал, работал... Строил дома. Сейчас думаю, что спроектировал и отстроил целый город... Копил, надеясь отдохнуть и получить от жизни всё, о чём мечтал, когда разбогатею...
Они опять помолчали. Стася глядела на больные морщинистые руки старика в ревматических узлах. Он стряхнул с коленей последние крошки и продолжил:
— А сейчас я хочу просто жить. Дышать полной грудью, сидеть здесь и ощущать жизнь на сто процентов. Но мои рецепторы притупились. Моё сознание замутнено болезнями и страхами, мой язык уже не так остро ощущает, мои глаза не так чётко видят, мои пальцы не так хорошо чувствуют... И вот сижу я и думаю: что же я сотворил со своей жизнью? Отец мне говорил: «Береги здоровье». Я же его не слушал... Мать говорила: «Не спеши жить»... Но мы никогда не слушаем старших. А потом расплачиваемся за это...
— Но ведь вы прожили жизнь так, как хотели. В тот момент, когда вы проектировали и строили дома, вы были счастливы, — тихо сказала Стася. — А те сожаления, которые вас теперь мучают, — это грусть по пройденной жизни. Но разве, вернувшись обратно, вы стали бы жить по-другому?
Старик повернулся и внимательно посмотрел на неё, задумавшись.
— Знаешь, пожалуй, что и нет. Не стал бы я жить по-другому... Ну, может, только отдыхал бы чаще...
— Значит, и живите по-старому. Только отдыхайте почаще, — сказала ему Стася.
Его взгляд посветлел:
— Так что, выходит, зря я грущу о прожитом?
— Выходит, что зря... Вы плохо видите, но всё же видите. И ваша жизнь продолжается, сколько бы её ни осталось. Живите сейчас, как хотите.
— Я бы хотел построить ещё один дом. Идеальный. Теперь я знаю, каким он должен быть, — размышлял старик.
Стася рассмеялась:
— Ну вот!.. Вы неисправимы. Значит, вам нравилась ваша работа, которую вы сейчас так отчаянно ругали...
— Да, нравилась. Я люблю строить дома...
— Ну, так что вам мешает?
— Пожалуй, что ничего, — засмеялся он, — и я обязательно его построю.
Старик встал, собираясь уходить.
— Как тебя зовут? — спросил он у неё.
— Стася.
— Я назову новый проект твоим именем! И ты ещё о нём услышишь, уверяю.
Он, воодушевлённо прощаясь, потряс девушке руку и, напевая «Марсельезу», быстро зашагал к дороге между утёсами.
Стася улыбалась ему вслед. Колоритный старик, боевой. Чувствовалось в нём ещё очень много огня.