— Через десять минут пойдём домой, — тихо сказала она, задерживаясь у порога. — Ты не спишь?
Я молча покачала головой.
«Домой». Это слово повисло в воздухе и эхом отозвалось в моей груди. Домой. Я мысленно повторила его несколько раз, пытаясь вложить в него хоть какой-то смысл. Но разве это место можно было назвать моим домом?
Нет. Мой дом — это не место. Это запах дедушкиного табака и старых книг, это скрип половиц и вкус перловой каши, это чувство абсолютного покоя, которое я испытывала, зная, что он рядом. Но его не стало. А значит, не стало и дома. Осталась лишь пустота, которую не заполнить ни одним чужим углом.
Я кивнула Айгуль, делая вид, что всё в порядке. Но внутри что-то надломилось. Предстоящая дорога вела не домой. Она вела в очередное временное пристанище, где меня ждали лишь стены и тишина.
Вскоре мы вышли из больницы. Айгуль придерживала меня за руку, чтобы мне было проще передвигаться. Сильный ушиб ноги всё же препятствовал свободному передвижению. Мы оказались на крыльце. В глаза ударили последние лучи сегодняшнего солнца. Я помнила это место очень хорошо. Будучи маленькими, мы часто прибегали сюда с друзьями и играли в стенах этого заброшенного здания. Но чаще всего проводили мы не в стенах старой, разрушенной больницы, а вот здесь. Во дворе, заросшим травой и дикой розой. Сейчас же этот дворик, запомнившийся мне дикими джунглями, выглядел очаровательно.
— Ох, петуньи в этом году не взошли — воскликнула Айгуль, дотронувшись до нежных лепестков.
— Это вы ухаживаете за такой красотой?
— Я её и создала — засмеялась Айгуль — Нарвём букетик на стол? Я думаю, сегодня можно немного позаимствовать красоты у природы.
Айгуль справилась почти без моей помощи, нарвав прекрасный букет, издающий восхитительный аромат. Она подхватила меня под руку, и мы отправились «домой».
Знакомая с пелёнок тропинка вилась меж домов. Сколько раз я бегала здесь в детстве, считая эти места скучными и предсказуемыми. Но теперь всё казалось иным. Родное село Марьян дышало по-новому. Те же избы, те же деревья, но люди, наполнявшие его жизнью, создавали непривычный колорит — шумный, яркий, настоящий.
Мы шли по раскатанной тропинке, углубляясь в деревню. Я, потрясённая тем, что видела, рассматривала каждую деталь, каждого человека, совсем не заботясь о том, какой предстану в глазах интересующихся жителей. А они интересовались. Из-за заборов, из-за штор — шёпот, любопытные глаза. Но меня это не задевало. С каждым шагом я лишь сильнее ощущала: я в другом времени. От этого сжималось сердце — и страхом, и жгучим интересом. Я так погрузилась в новые впечатления, что забыла о главном. И потому оказалась не готова.
— Здравствуйте! – услышав знакомый голос, я обернулась. В груди закололо и глаза в миг стали влажными.
— Пётр, здравствуй! Как Леночка? Глазик не беспокоит?
— Нет, вылечились! — его смех, такой задорный и живой, прозвучал как приговор. Слёзы хлынули ручьём. Я прикрыла лицо рукой, но не могла оторвать взгляд, снова и снова раня саму себя. Их голоса тонули в гуле собственной боли, слова доносились будто сквозь воду. Я стояла, не в силах двинуться, не в силах мыслить, глядя на ухоженное, молодое, живое лицо деда. Я готова была прямо сейчас прыгнуть в его объятья и разрыдаться на его груди. Даже представить не могу, как держалась, чтобы не сделать этого. Из этого потока меня вывела Айгуль.
— Ада, всё хорошо? Пойдём, а то Маринкины булочки остывают.
— Да... — произнесла я, силясь сделать шаг.
До дома оставались считанные метры. Дом дедушки был по соседству с домом бабы Марины. Отчаяние накатило с новой силой. Дедушка был так близко. Живой. А я не могла сказать ему, как сильно скучала все эти годы. В его жизни меня не существовало. Он не знал, что я его единственная внучка — вот она, в двух шагах. Он не знал меня. Я была для него никем.
Понимала: чем дольше думаю об этом, тем вернее эти мысли убьют меня изнутри. Но сейчас я ничего не могла с собой поделать.
Я не сразу осознала, как оказалась в беседке, на плетёном кресле, что покачивалось подо мной с тихим скрипом. Айгуль уже не было рядом. Я осталась одна в сгущающихся сумерках, и лишь приглушённые голоса из открытого окна дома напоминали, что жизнь продолжается. Что и я должна продолжать дышать, думать, бороться.
Мне нужно притворяться. Сделать вид, что всё в порядке — иначе последствия будут необратимыми. Я выпрямила спину, резко встряхнула головой, словно могла отбросить прочь комок горьких мыслей.
«Нельзя поддаваться отчаянию!» — твёрдо повторяла я про себя, сжимая пальцы на коленях до побеления костяшек. — «Мне нужно выбираться отсюда. Я не должна быть здесь. Это не моё время. Меня здесь ещё не существует».