12. Кто-нибудь скажет: но ведь (еще) Илия оказался совершенно непричастным к вожделениям плотского соития. Но потому-то он и был взят колесницею на небо, потому-то он и является во славе вместе с Господом, потому-то он и будет предтечей Господнего пришествия. И Мария, взявши тимпан, с девственною стыдливостью была руководительницей хора (Исх. 15:20). Но посмотрите, чей образ она тогда имела? Не образом ли церкви была эта дева, которая непорочной душой объединила религиозный сонм народа, воспевавший божественные песни? Мы читаем также, что и в храме иерусалимском были избранные девы. Но что же говорит Апостол? Все это происходило с ними, как образы, чтобы стать свидетельством будущего (1 Кор. 10:11); ибо образ заключается в немногих, (а) жизнь – в весьма многих.
13. И только после того, как Господь, пришедши в это тело, сочетал общение божественности и телесности без всякого пятна внешнего смешения, Он, разлившись по всему миру, сообщил человеческим телам образ небесной жизни. Это и есть тот самый будущий род, который возвестили служащие на земле ангелы (Мф. 4:11) (и) который воздаст Господу служение чрез послушание непорочной плоти. Это и есть то небесное воинство, которое обещал на земле сонм прославляющих ангелов. Итак, мы имеем свидетеля древности еще от века, полноту же исповедания от Христа.
Глава четвертая
14. Во всяком случае, девство у меня не имеет ничего общего с язычниками, оно не распространено у варваров и не в обычае у прочих живых существ. С этими последними хотя мы и разделяем один и тот же жизненный дух этого воздушного пространства, хотя вместе с ними являемся обладателями обычного состояния земного тела и не разнимся от них также и в пользовании производительными силами; но, по крайней мере, в этом одном отношении мы избегаем погрешностей одинаковой (с ними) природы: хотя к девству стремятся язычники, но посвященная (дева) у них оскверняется; варвары даже преследуют девство, а прочие (народы совсем) не знают его.
15. Кто-нибудь мне укажет на девственниц Весты и жриц Паллады? Но что же это за целомудрие – оно вызывается не нравственною настроенностью, а возрастом: оно предписывается не навсегда, а на время! И особенно легкомысленно такое целомудрие, нарушение которого блюдется до более преклонного возраста. Они сами учат, что их девы не должны и не могут навсегда оставаться девами, и, таким образом, сами полагают предел девству. Но что же это за религия, в которой предписывается, чтобы отроковицы были целомудренны, а старухи нецеломудренны? Нет, не та целомудренна, которая связывается законом; и в той целомудрия нет, которая освобождается от него законом. О, таинства, о нравы там, где необходимость вменяется в без порочность и дается освящение страсти. Итак, не целомудренна та, которая понуждается (к целомудрию) страхом; и не благочестива та, которая руководится (в нем) наградой; и уже не стыдлив тот, который ежедневно подвергается поруганию страстных взоров и (как бы) бичуется постыдными взглядами. Оказываются льготы, предлагаются награды: как будто продавать целомудрие не есть величайший признак наглости. То, что за плату обещается, за плату и нарушается; что за плату присуждается, за плату и отчуждается. Не может снова приобрести целомудрие та, которая имеет обыкновение продавать его.
16. А что сказать о таинствах фригийских, в которых разврат возведен на степень учения (disciplina)? И о если бы (только) для более слабого пола! Что (сказать) об оргиях Либера, где возбуждение страсти является выражением религиозного таинства (mysterium)? И какова, поэтому, может быть жизнь жрецов там, где блудодеяние богов служит предметом почитания. Итак, нет у них святой девы.
17. Посмотрим, не образовали ли какой-нибудь (девы) хотя бы те философские школы, которые обыкновенно присваивают себе путеводительство всеми добродетелями? В одной Пифагорейской басне прославляется одна какая-то дева: когда тиран принуждал ее выдать тайну, – она, чтобы не дать ему возможности хотя бы при помощи пыток вынудить у нее признание, откусила себе язык и им плюнула в лицо тирана, так что тот, не докончивши допроса, уже не мог ее более допрашивать.
18. Но однако та же самая, которую не могли победить пытки, – та, которая была сильна духом, но похотлива чревом, была примером молчаливости и в то же время расточительницей (proluvium) целомудрия, оказалась побежденной похотью. Таким образом, та, которая смогла скрыть тайну мысли, не укрыла срама (своего) тела. Она победила природу, но не сдержала учения (добродетели). И как она желала бы в слове иметь ограждение своей невинности! К тому-то, может быть, и приготовляло ее терпение, чтобы (при помощи слова дать ей возможность) отречься от преступления. Итак, не во всех отношениях она оказалась непобедимой: тиран не мог от нее добиться того, о чем спрашивал, но зато получил то, о чем не спрашивал.