Выбрать главу

В марте 1939 года основатель Арабского легиона полковник Ф. Дж. Пик (Пик-паша) подал в отставку, и Глабб был назначен на его место. Вопреки всем советам Глабб решил создать из своих неграмотных бедуинов отборную механизированную часть и сделать её ядром Арабского легиона. Легион под его началом вырос с двух тысяч человек в 1939 году до шестнадцати тысяч в 1945 году. В составе британской армии Легион сражался против войск правительства Виши в Сирии, а также против братьев-арабов в Ираке; и в обеих кампаниях солдаты Глабба заслужили восхищение как своих союзников, так и врагов.

Мало кто из знавших Глабба мог похвастаться, что до конца понимает этого человека. Невозможно было догадаться, что у него на уме, рассказывал впоследствии один английский офицер, однополчанин Глабба. Он даже мыслить начал, как араб. Он был сама хитрость. Он обладал ясным умом, изучил странную логику арабов и умел предвидеть ход их мыслей. Он знал, что они действуют под влиянием эмоций, а их эмоции не были для него тайной. Во дворце эмира Глабб становился арабским шейхом, среди бедуинов он был бедуином, а в Лондоне — английским офицером. И лишь он один полностью понимал, что происходит вокруг.

Именно это понимание исключительности ситуации привело его теперь в Лондон. Рядом с Глаббом в машине сидел Туфик Абу Хода, премьер-министр трансиорданского короля Абдаллы. Абу Хода прибыл на секретное совещание с британским министром иностранных дел Эрнестом Бевином. И не случайно он доверил обязанности переводчика именно Глаббу, а не кому-нибудь из своих соотечественников-арабов.

Их провели в огромный кабинет, где столько раз одним росчерком пера или небрежно произнесённой фразой решалась судьба государств. Опустившись в кресло, Абу Хода сразу же приступил к изложению цели своего визита: он надеялся убедить правительство Великобритании в том, что в карту мира необходимо внести ещё одно изменение, несущественное для хозяев этого сумрачного кабинета, но чрезвычайно важное для державного повелителя, направившего его в Лондон. Абу Хода сообщил Бовину, что многочисленные представители палестинского народа требуют, чтобы король Абдалла занял Западный берег реки Иордан после ухода оттуда британских войск и присоединил к Трансиордании те территории, которые по плану раздела должны отойти к арабскому палестинскому государству. Трансиорданский премьер-министр особо подчеркнул, что общие интересы как Великобритании, так и Трансиордании требуют воспрепятствовать возвращению Хадж Амина эль Хусейни в Иерусалим.

— Само собой разумеется, — заверил Абу Хода, — мой монарх никогда не предпримет столь важных действий без согласия и поддержки нашего главного союзника.

Британский министр иностранных дел с минуту молча размышлял.

Подобно Глаббу, Бевин отлично понимал, как важно для его страны существование на Ближнем Востоке прочного Хашимитского королевства Трансиордании во главе с монархом, который связан родственными узами с правителем другого ценного союзника Великобритании на Ближнем Востоке — Ирака.

— Мне представляется, что это вполне естественный шаг, — произнёс наконец Бевин. А затем, словно бы невзначай, добавил: — Не следует, однако, вторгаться на те территории, которые отведены евреям.

Результаты поездки Глабба в Лондон сказались через три месяца, в момент полного вывода британских войск из Палестины: благодаря троекратному увеличению британских субсидий на оснащение Арабского легиона Глабб мог теперь решать судьбу Иерусалима.

Готовясь к намеченной интернационализации Иерусалима, Организация Объединённых Наций послала туда своего представителя испанского дипломата Пабло де Азкарате. Его ждал в Иерусалиме нарочито небрежный и даже унизительный приём. Кроме нижних чинов полиции, его никто не встретил.

Предназначенная ему резиденция была обставлена ветхой и шаткой мебелью, электричество не работало. Высокого визитёра некому было обслуживать, так что ему пришлось самому мыть тарелки после обеда и стелить себе постель. Всё это было явной демонстрацией того неудовольствия, с которым Великобритания смотрела на присутствие представителя ООН в Палестине. Этими действиями официальные лица в правительстве Его Величества ясно давали понять, что вплоть до истечения срока мандата британская корона не намерена делить свою власть в Палестине с Организацией Объединённых Наций или кем-либо иным.