Выбрать главу

— Неужели этот идиот думает, что кто-то собирается помешать ему уйти из Иерусалима? — воскликнул Дов Йосеф, узнав об ультиматуме Джонса. — Разве англичане до сих пор не поняли, что и евреи и арабы уже много лет пытаются выгнать их из Палестины?

Однако Джонс не привык шутить. Ровно в шесть часов вечера 27 апреля шотландский пехотный батальон при поддержке танков и артиллерии двинулся по направлению к Шейх-Джарраху. Ицхак Саде, увидев всю эту мощь, счёл за благо забрать своё единственное орудие — старую британскую базуку — и отступить на гору Скопус.

Такое развитие событий заставило Саде пересмотреть планы. Он ограничил цели третьей фазы операции наступлением на богатый арабский квартал Катамон, где Шахам в декабре взорвал отель «Семирамида». Пальмаховцам удалось захватить здание греческого православного монастыря святого Симеона. Арабы окружили монастырь и ожесточённо атаковали его. Сражение продолжалось несколько часов, но в конце концов арабы, понеся тяжёлые потери и истощив почти все свои боеприпасы, вынуждены были отступить. После этого, пользуясь захваченным монастырём как опорным пунктом, бойцы Пальмаха легко овладели Катамоном. Это была первая значительная победа Ҳаганы в Иерусалиме.

— Политика подобна шахматной игре, — любил повторять король Абдалла. — Нельзя необдуманно двигать фигуры по вражеской территории. Нужно ждать благоприятной возможности.

Поглаживая свою эспаньолку, трансиорданский монарх бесстрастно оглядывал собравшихся в его дворце арабских лидеров и размышлял, не настал ли момент двинуть фигуры на палестинскую шахматную дорогу. В этот майский день 1948 года руководители арабских государств приехали к Абдалле, чтобы склонить его, подобно Фаруку, к участию в войне против евреев. Их прибытие поставило хашимитского монарха в затруднительное положение. Абдалла маневрировал на многих уровнях. У него были свои особые отношения с англичанами, он поддерживал связь с Еврейским агентством. Абдалла был единственным арабским лидером, понимавшим неизбежность раздела Палестины. Однако то, что он мог шепнуть еврею или англичанину, он никогда не решился бы сказать вслух при своих братьях-арабах: такая неосторожность могла стоить ему трона или даже жизни, и он это отлично понимал. Не раскрывал он и своего намерения присоединить к Хашимитскому королевству арабскую часть Палестины. Тем не менее Абдалла решил предостеречь арабских правителей от легкомысленной недооценки противника.

— Если начнётся война, — торжественно провозгласил Абдалла, — я буду первым в рядах воинов. Однако прежде чем начинать военные действия, я советую прекратить бессмысленную ругань в адрес евреев и потребовать от них разумных объяснений. Бойцы Ҳаганы отлично обучены и располагают современным оружием; арабы сотнями и тысячами покидают Палестину, а евреи продвигаются вперёд. Завтра в Палестину приедут тысячи новых еврейских поселенцев. Они будут наступать на юг до Газы и на север до Акко. Каким образом мы сможем их остановить?

Совсем не такие речи ожидали услышать в Аммане арабские лидеры. Они уже приняли решение — именно то решение, которое предвидел Бен-Гурион: они готовились к войне, и ничто не могло их остановить.

Поблагодарив Абдаллу за его советы, Аззам Паша предложил перейти к обсуждению чисто военных вопросов. Совещание длилось целый день. Не сомневаясь в грядущей победе, каждый из арабских лидеров претендовал на то, чтобы армия его страны шла в авангарде наступления на Тель-Авив. Склонившись над картами Палестины, арабские генералы обсуждали линии наступления, зоны операций для каждой армии и количество живой силы и техники, которую они собирались выделить для палестинской кампании. Труднее всего оказалось прийти к соглашению о том, кого назначить главнокомандующим объединёнными арабскими силами. Абдалла не имел ни малейшего желания отдавать под чужое командование Арабский легион, относительно которого у него были свои планы. Фарук не хотел, чтобы войска подчинялись его бедуинскому сопернику. И никто из арабских генералов не доверял самому способному из военачальников — Джону Глаббу.

Надеясь взять под свой контроль хотя бы военное руководство авантюрой, которую ему не удалось предотвратить политическими манёврами, Абдалла скромно предложил на пост главнокомандующего самого себя. Его предложение было встречено смущённым молчанием. Понимая, насколько неприемлема эта идея для всех арабских лидеров, Аззам Паша спас положение, произнеся вместо делового ответа изысканную восточную любезность: