В Амман прибыла делегация от иерусалимских арабов. Проглотив свою гордость, последователи муфтия явились к Абдалле со смиренной мольбой об оружии. Смущённые лидеры иерусалимских арабов говорили Абдалле о том, что их арсеналы истощены и что потеря Иерусалима будет страшным ударом по арабскому делу. Монарх слушал со скрытым удовлетворением. Ему не нужно было напоминать о том, какое значение имеет Иерусалим.
Абдалла и сам смотрел на этот город с вожделением. Но он не мог скрыть своего презрения к людям, унижавшимся перед ним.
Повернувшись к казначею Верховного арабского комитета, Абдалла спросил:
— Раньше ты собирал деньги для головорезов муфтия, а теперь настолько обнаглел, что приходишь сюда и просишь денег у меня?
Иерусалимцы снова стали говорить о том, как мало у них оружия.
— Боеприпасы у нас на исходе, — умоляли они. — Нам придётся защищать город камнями.
— Ну что ж! — холодно ответил король. — Бросайте камни и умирайте.
В ста километрах от Аммана к контрольно-пропускному пункту Арабского легиона подъехал чёрный автомобиль. Часовой заглянул в машину и увидел на заднем сиденье грузную, закутанную в вуаль женщину, а рядом с ней — мужчину в чёрной каракулевой шапке. Водитель наклонился к часовому и прошептал одно только слово:
— Зурбати.
Это был не пароль, а фамилия — фамилия водителя, неграмотного иракского курда, который сумел стать самым доверенным слугой короля Абдаллы. Часовой вытянулся, отдал честь и махнул рукой, показывая, что путь свободен.
За три часа пути до Аммана чёрный автомобиль останавливался десять раз, и каждый раз произнесённое шёпотом слово «Зурбати» открывало ему дорогу. Женщина под вуалью молчала, вглядываясь в моторизованные части, двигавшиеся в противоположном направлении — к Иордану. В Аммане чёрный автомобиль остановился у красивого каменного особняка над обрывом, спускавшимся к вади; по другую сторону вади высился дворец короля Трансиордании. Женщину и её спутника провели в изящно обставленную гостиную, и пока они прихлёбывали предложенный им ароматный чай, в дверях показалась фигура человека, ради встречи с которым оба они прибыли в Амман.
Женщина поднялась и приветствовала короля Трансиордании одним словом:
— Шалом!
Голда Меир приехала на встречу с Абдаллой, с риском для жизни надеясь найти путь к тому, что они выразили в произнесённых ими приветственных словах «шалом» — на иврите, «салам» — по-арабски. Женщина, которая когда-то прилетела в Нью-Йорк с десятью долларами, а улетела с пятьюдесятью миллионами, теперь явилась к Абдалле, чтобы попытаться получить нечто более ценное, чем все сионистские фонды в мире, — обещание, что Арабский легион не вступит в войну.
Принимая во внимание истинные намерения Абдаллы и Глабба, это казалось не таким уж трудным делом. Однако с тех пор, как Глабб послал полковника Голди с секретным поручением к командованию Ҳаганы, многое изменилось. Арабские правители настолько втянули Абдаллу в свои планы, что нужно было сменить тактику. И он отправил тайное послание к еврейским лидерам с просьбой о некоторых уступках с их стороны — уступках, которые позволили бы ему убедить своих собратьев, что арабам выгоднее идти путём мира, а не войны. И вот бедуинский эмир, числивший свою родословную от самого пророка, и дочь киевского плотника начали свою последнюю беседу в попытке предотвратить столкновение двух родственных народов, к которым они принадлежали.
Король изложил, какой уступки он просит от евреев.
— Повремените с провозглашением своего государства, — сказал он. — Пусть Палестина пока останется объединённой, евреи будут иметь автономию в своих районах, а делами страны станет управлять объединённый парламент, в котором евреи и арабы получат равное количество мест. Я хочу мира, но если это предложение не будет принято, то война неминуема.
— Это предложение неприемлемо, — ответила Голда. — Палестинские евреи искренне хотят мира с арабами, но не ценой отказа от самой сокровенной своей мечты — иметь собственную страну. Если можно вернуться к вопросу об аннексии Трансиорданией части Палестины — вопросу, который Ваше Величество подняло во время нашего ноябрьского разговора, — то между нами возможно взаимопонимание. Еврейское государство готово уважать границы, установленные Организацией Объединённых Наций, пока царит мир. Однако если разразится война, мы будем сражаться до тех пор, пока у нас будут силы, а силы наши за минувшие месяцы неизмеримо возросли.