— Стойте, я с вами, – до последней ниточки мокрый Грегори встаёт на ноги и проходит вперёд, хватая фонарик. Азиат последовал за ребятами.
— Эй, вы все уходите? – окликнул друзей вожатый, грустно смотря им вслед.
— Как видишь...
— Если получится, мы с Хеном вернёмся, – оборачивается Миа, а затем пропадает из виду.
И снова мы с Джонсоном одни. С одной стороны я была безгранично рада, ибо теперь могла вывести его на откровенный разговор, а именно про Ребекку, но с другой, меня это смущало. Не знаю почему. Просто смущало и все.
Я неловко поджала губы и села на влажную землю, осматриваясь вокруг. Боже, мы с ним вдвоём, наедине... Че-е-е-ерт.
— Хоть ты осталась, – надевает на себя куртку парень, грустно хмыкая.
— В лагере делать нечего, а здесь я впервые, хоть полюбуюсь видом.
Киллиан садится рядом со мной. От этого в душе разгорается пожар, и я мигом краснею, что кажется, будто линзы очков успели запотеть. Надо успокоиться.
— Летом мы тут купаемся, играем в игры, ловим рыб, бесимся, а в холодное время года, здесь можно посидеть ночью и подумать.
Я повернула голову в его сторону. Какой у Джонсона красивый профиль... Небольшой лоб, ровный нос, немного пухлые губы и острый подбородок, а скулы... скулы отдельная тема. Одним словом – они восхитительны. Иногда странно то, что жизнь сводит нас не с теми людьми, а затем резко все меняется, и рядом только самые близкие. Это и есть счастье. И я рада, что знакома с Мией, Лу, со смешным Грегом, молчаливым Хеном и хорошим Киллианом. Время обратилось в прах.
— Почему ты молчишь? – спросил брюнет.
— Я не молчу. Думаю.
— О чем? Откройся мне, я о тебе почти ничего не знаю.
— Аналогично, – ухмыльнулась я, улыбнувшись, — мне шестнадцать лет... Не знаю кем буду, не знаю для чего существую, не знаю зачем я все это говорю... Просто я – это я. Кит. И думаю, все будет так, как было предрешено.
Боже, что за чушь я только что произнесла?!
— Ты веришь в судьбу? – спросил меня Киллиан.
— Нет.
— Знаешь, что странно: ты не веришь в судьбу, но полагаешься на неё.
От его фразы мне стало отчего-то забавно, наверное, потому, что отчасти это было правдой. Получается, сама себе противоречу.
— Расскажи мне о своей семье, – резко перевела тему я, обхватив свои колени.
Парень глубоко выдохнул, затем достал из кармана куртки пачку сигарет и зажигалку. Он мастерски вставил «убийцу лёгких» в рот и зажег её, выдыхая кольца дыма.
— Мои родители очень хорошие люди, прежде всего потому, что пришли и усыновили меня, – начал было вожатый, как я его быстро перебиваю.
— Усыновили?! Ты приемный..?
— Угу, неожиданно, да? – смеётся тот, сделав короткую затяжку. — Мои приемные родители работают вместе в одной больнице. Отец – хирург, а мама – гинеколог. Мы друг друга очень любим, с того самого момента, когда они пришли в детский дом на рождество и забрали меня в свою семью...
Его рассказ меня так тронул, что я готова была вцепиться в его шею и задушить в крепких объятиях. В груди какие-то судороги, а в глазах помутнело. Представив эту картину, невозможно быть корягой.
— А как же твои настоящие родители?
— Разве можно называть родителями тех, кто отдал тебя в детский дом за то, что ты родился? Вообще-то, если бы они этого не сделали, я бы потом сам сбежал. Жить в семье алкоголиков..? Нет, спасибо. Они сделали мне одолжение своим поступком. Тогда мне было пять лет, но я все ещё помню их очертания... У женщины, вроде бы были чёрные короткие волосы, как у пацана... Мужчина щуплый, вроде бы.
Его взгляд стал твёрдым. Видимо, парень вспоминал о смутном времени в его жизни. Стало больно. Очень больно прямо в груди.
— Ты бы мог простить им это? – голос стал совсем тонким и тихим, будто я боялась, что кто-то мог услышать наш разговор.
— Нет. Я не даю вторых шансов людям. – Киллиан вытащил изо рта окурок и пронзительно осмотрел его. — Люди – это своего рода сигареты. Есть сигареты, которые ты куришь по привычке, не вкладывая в них никакого смысла. А есть сигареты, которые ты куришь медленно и с особым наслаждением, словно это твоя самая последняя сигарета в жизни.
— Прозаично. Ах да, ты же писатель, – усмехнулась я, поправив волосы за ухо.
— Если бы ты была сигаретой, я бы курил тебя медленно.
— Почему же?
— Потому что ты особенная. Ты та самая сигарета, которую оставляют на чёрный день, как утешение.
Моё сердце забилось ритмичнее, и это нельзя было контролировать. Мне жарко, мне очень жарко от его взгляда, дыхания, слов и жестов. Речь брюнета сбила меня с толку, не могу произнести и слова. Все перемешалось, потом собралось в одно целое и вновь разбилось, как зеркало, на мелкие кусочки... Что-то ударило в голову, и от этого удара мысли переменились. Нет, это абсурд, такого быть не может... Чушь! Нельзя. Я прикрыла веки и прикусила нижнюю губу так сильно, что во рту почувствовался привкус крови. Об этом нельзя и думать! Распахнув веки, я говорю:
— Получается, мы с тобой два выродка, – единственный выход – поменять тему, что я и сделала.
— Объясни.
— Тебя не любят твои биологические родители и меня не любят мои предки. Два изгоя.
— С чего ты это взяла? Ты ещё не знаешь, что значит – не любить. – кажется, Киллиан раздражён.
— Не знаю. И все равно... – я выдохнула и поглядела на небо. — Мы с тобой две лишние хромосомы этого мира.
Парень рассмеялся, прикрыв веки двумя пальцами. И знаете, он смеётся очень пленительно. Хочется смотреть и смотреть. Его звонкий, наполненный жизнью смех, переворачивал все моё тело наизнанку, и при этом больно совершенно не было. Было щекотно.
— Это сближает, – улыбается тот.
— Ещё как.
====== Глава 12: Тайны и загадки. ======
Самое ужасное, что может меня добить, помимо алгебры, варёного лука, уборки – это подъем в восемь часов утра, и плюс зарядка. Такое дерево как я просто-напросто не может двигаться. Вожатые заставляли нас приседать, делать коленные выпады, пробежку и прыгать через скакалки. Через десять минут, после начала физической культуры, я была полностью выжата. Мои ноги, руки... все ныло, словно кто-то взбивал меня блендером. Радует то, что я не одна такая убогая инвалидка, например Людмила. Она недовольно вытирается полотенцем и оглядывает свои нарощенные ногти, молясь небу, чтобы они все были целы. Шарлотта, завязывая свои пряди в узелок, требует литр воды. Однако был и очень энергичный, довольно с отличной пластикой человек. Надо было видеть мое удивлённое лицо, когда я следила за Пак Со Хеном. С виду такой худенький человечек, что даже слабое дуновение ветерка способно снести азиата. Но не тут то было... Хен делал все упражнения практически идеально, быстро и четко. Кто-то из девушек сзади меня даже отметил его форму, проговорив: «А он ничего такой...»; кореец удивил всех.
Однако и это не самое страшное. Страшно то, что двадцать человек хотят принять душ, смыть с себя пот и усталость, чтобы поскорее приступить к завтраку. НО! В лагере всего две душевые, именно поэтому все залились негодованием. ВСЕГО ДВЕ ДУШЕВЫЕ!!! Каждый начал объяснять и доказывать почему именно он должен принять душ первым, а не другой или третий. Лагерь залился гулом. И тогда на помощь примчались вожатые – Киллиан и Джеймс. Громкий свист взбудоражил всех присутствующих, от чего люди ткнули пальцы в ухо, пытаясь хоть как-то заглушить писк свистка.
— Ребят, в ванную идём по алфавиту, соблюдая очередь, без обид, – пожал плечами Киллиан, держа в руке блокнот с ручкой. Второй вожатый кивнул и принялся называть фамилии подростков Первых и Вторых отрядов. Все недовольно ахнули. Класс, теперь три часа ждать своей очереди. Ну почему моя фамилия начинается не на «А»?
*
В моей тарелке уместилось картофельное пюре, горошек и красная подлива. Но аппетит как рукой сняло. Возможно, причина в недосыпании или же наоборот. Напротив меня сидит Лу, рядом с ней Миа, а слева от меня Грегори, который активно рассуждал о том, почему не сочетаются макароны со сметаной, но сочетаются с кетчупом, и есть ли в этом что-то расистское? Его домыслы были интересны, но такую чушь и специально не выдумаешь. От речи брюнета мои очки готовы были треснуть и раскрошиться, как печенье тетушки Валерии. Она очень плохо готовит. Готовка – это её враг.