Сегодня я разоделась красиво. Решила надеть красивое, легкое персиковое платье, сделала ломаные локоны и легкий макияж. Смерть должна быть красивой. Я чувствую неописуемое одиночество и страх. Умирать в семнадцать лет не было в моих планах. Но жизнь играет со мной в злую шутку. За эту ночь мне не удалось сомкнуть глаза. Я думала. О многом думала. Представляла как родители будут плакать, Киллиан злиться, ибо я испортила ему его день рождения. И за это я себя ненавижу. Я порчу всем жизнь. Надеюсь, после моей смерти все у всех наладится…
Письмо, в котором я раскрываю свою тайну, я спрятала в нашем с Киллианом тайном логове, куда мы сбегали с уроков, чтобы отдохнуть от обыденности. Здесь и был наш первый поцелуй. Я завернула листок в белый конверт и скрыла его в дупле старого дуба. Туда мы также прятали наши «сокровища», например: фантики, шишки или красивые камушки. Я знала, что Кил придёт сюда, и я точно знала, что он сунется в дупло. Откуда? Да потому как, мы договорились, если с одним из нас что-то случится, то второй заберёт все «сокровища» из дупла и выбросит прочь. Это обряд опустошения. Что сказать, нам было десять лет…
И я спрятала. Вокруг тишина: ни людей, ни машин, а лишь шум ветра, холодный воздух. Попрощавшись со старой и ветхой лавочкой, качелей, на которой парень качал меня, ржавыми трубами, кустиками с цветочками, я побежала прочь. Бегу по влажному асфальту вперёд, расправив руки в сторону. Фонари слабо светят мне в лицо, ветер развивает пряди. И впервые в жизни мне удалось почувствовать свободу. Это… это прекрасное чувство.
Я поднимаюсь по каменным ступенькам вверх, приближаясь к небу и отделяясь от земли. Ноги никогда не работали прежде так энергично. Дышать было очень легко. Зная на что я иду, моё настроение было на высоте, собственно, как и я сама. И вот, я уже стою на краю двенадцатиэтажного здания. Ветер щекочет мою кожу. Внутри странное чувство, смесь страха и адреналина. Муравьиными шагами приближаюсь к пропасти. Перед носом счастливые родители. Я в бальном платье, крыльями бабочки за спиной и волшебной палочкой. Затем вижу себя с друзьями: с Мией, Грегом, Людми и Киллианом. Потом перед глазами проносится наш с брюнетом побег… Жаркий поцелуй; его мягкие губы и хорошее умение целоваться. Наша проведенная вместе ночь: прикосновения, поцелуи… И снова в неизвестность канули слезы. Но ничего, скоро мы с ними встретимся, на холодном асфальте.
Как же больно отпускать их… Как больно прощаться с людьми, которых любишь.
Я медленно закрываю глаза. Покусываю нижнюю губу. И просто стою. Ветер шепчет что-то на ухо. Ноги немеют. Самое трудное — это спрыгнуть. Мысленно говоришь «давай», но ноги не подчиняются. Я просто стою и плачу. Из-за обиды плачу. Моя жизнь закончилась, а она была прекрасной. Нет ничего ценнее жизни, кроме любимых людей в ней.
«Прощай, Киллиан. Прощайте, мам, пап… Прощайте, ребята. Прощайте все».
Смирившись с правдой, я перевожу дыхание и делаю шаг. Этот шаг был последним в моей жизни. И на тот момент, пока я летела вниз, встречала смерть, лишь повторяла в уме:
«С днём рождения, Киллиан».
====== Глава 14: Прятки. ======
Земля ушла из-под ног. Все вмиг стало каким-то серым, одиноким и совершенно чужим. Стены комнаты принялись давить, а воздух словно назло свёртывается, и дышать больше нечем. Правда сбила меня с ног, заставила прочувствовать все то, что семь месяцев назад чувствовала Ребекка Донован. Сердце… Оно, оно так болит, будто в грудь вонзили ядовитые шипы красивой красной розы из тропических лесов. Голова пошла кругом. Теперь зная правду, мне вдосталь неизвестно, что с ней делать. Бежать в полицейский участок или домой к родителям покойной? Поговорить с кем-то из взрослых? Попросить совет? Даже не заметив, мои руки то ли от убийственной, во всех смыслах этого слова правды, то ли от страха и безысходности, мгновенно начали трястись, как у алкоголика со стажем. Но я трезва! Более того, я никогда в рот не брала алкоголь… Ну, почти. Суть в данный момент не в этом… Черт, лучше бы я не совала свой любопытный нос в чужие дела. Полная дура! Дура!
Все ещё находясь в шоковом состоянии, складываю письмо в исходное положение и пролистываю в памяти отрывки из рассказа девушки. У меня двоякое ощущение: с одной стороны понять её можно и очень жаль, но с другой, возможно, немилосердной, но рассудительной и справедливой стороны, хочется Ребекку задушить… Из-за глупости, страха ответственности, она потащила за собой своих родных, не в буквальном смысле этого слова… Родители морально уничтожены, Киллиан лишился любви и вынужден таскать на своей шее тайну той, которая не подумав о близких, спрыгнула с многоэтажного дома. Боже, я не знаю, не знаю, не знаю… Не знаю, что и думать. Просто стою и пялюсь в одну точку, в правой руке сжимая листок, а другой хватаюсь за лоб, в котором бешено что-то стучит, словно бьют молотком или битой. Не знаю даже как смотреть в глаза вожатому, что говорить? Моя привычная позиция в жизни кардинально изменилась. Нет больше иллюзий, есть только суровая правда. Есть только… И тут мои мысли прерывает знакомый голос за спиной, от которого по коже прошлась дрожь, а тело резко бросило в жар. Только не это, умоляю… Только не это!
— Кит? — с недоумением окликнул меня Киллиан, и я медленно разворачиваюсь к нему лицом, сильнее сжимая письмо в руке. — Ты что тут де…?
Вопросительный взгляд брюнета падает на мой сложенный кулак, и тогда в его голубых глазах вспыхивает опасный и бешеный огонь, от которого в груди что-то сломалось, и я поняла, что сейчас будет то, чего стоило бояться. Боже, мне не удастся сохранить самообладание, если парень повысит голос, я точно зареву, тем более, после такой ошеломительной правды эмоции бьют через край. Я опускаю глаза в пол и кусаю нижнюю губу, стараясь держать себя под контролем. Но черт подери, это так сложно! Мне страшно и больно. В груди все горит, будто проснулся ото сна древнейший вулкан; сердце неприятно бьется: Бам-бам-бам-бам-бам, появляется желание, чтобы оно наконец-то остановилось. Ладошки вспотели, и кажется, листок в кулачке стал влажным. Господи, скажи же ты уже хоть слово, наори, ударь, но не молчи! И так тошно! Однако… Киллиан молчал, а его напряжённые плечи поднимаются и опускаются. Заметны твёрдые скулы и все тот же яростный блеск в глазах. Меньше всего на свете мне хочется потерять этого человека, он дорог мне. А так всегда: мы теряем дорогих нам людей по собственной глупости, а потом обвиняем в этом свою жизнь. Наконец, спустя, наверное, вечность, Киллиан заговорил:
— Что у тебя в руке? — голос был таким холодным, незнакомым и, как бы не звучало, одичавшим. Да, именно, парень будто одичал.
Вот и рванула первая бомба… Жар сменился холодом. Я перевожу взгляд на свою ладонь и протягиваю руку с письмом брюнету, сглатывая комок в горле.
— Мне очень жаль, прости… — сказав это, оказалось, что легче не станет, а скорее наоборот. Мои глаза не смеют смотреть ему в лицо — мне слишком стыдно. Но Киллиан, в свою очередь, отрывисто дыша, сверлит меня безумным взором и не спешит забирать то, что принадлежит ему. Моя раскрытая ладонь с листком продолжает держаться в воздухе, успев за это время онеметь.
— Ты рылась в моих вещах?.. — с презрением спросил тот, будто я самое низкое существо на этой планете. И кажется, я скоро сама в это поверю.
Осмеливаюсь посмотреть ему прямо в глаза, почувствовав в сердце укол. Почему я ощущаю себя сейчас Алексом, когда требовала от него правды, когда отчитала за его ужасный поступок? Неужели я такая же как и он? Больно… очень-очень больно и противно от самой себя. Надо отвечать за свои поступки. Глубоко выдыхаю.
— Да, но…
— «Но»? Ты еще и говоришь «но»? Какие ещё «но», Кит?! Ты копалась в моей комнате, понимаешь?! Проникла в мою комнату, ты осознаешь это?! — резко перебил меня громкий и властный голос Киллиана. От давления, вены на его шее вздулись, а сам он весь покраснел. Впервые жизни, впервые жизни мне стало настолько больно и плохо, что я захотела с криком бежать прочь, чтобы в конце концов выдохнуться и испустить дух. Но не для того, чтобы вызвать жалость, а лишь потому, что я правда сожалела о своём поступке. Да, мне хотелось плакать, бежать и орать во все горло, но я не пролила слезу и выглядела стойко, вроде бы. Взяла эмоции под контроль. По крайней мере, старалась…