В двери постучали, и я отошла вместе с кольцом к окну, сдавливая коробочку и чувствуя отторжение, чувствуя, как внутри я не готова принять это предложение.
– Там внизу посыльный с цветами для синьоры.
Отодвинула штору и вцепилась в нее помертвевшими пальцами, застыла, глядя, как в дом заносят огромный букет вересковых колосьев, перевязанный желтой лентой. Уронила коробочку, выскочила в коридор, сбежала по лестнице и схватила посыльного за рукав.
– Кто! Кто прислал эти цветы?
От неожиданности паренек быстро заморгал.
– Простите, синьора… не знаю. Мы – служба доставки… я – курьер…. цветы заказали через сайт, наверное.
– Вереск через сайт? Кому нужны эти сорняки! А записку! Что-то оставили?
– Ннннет, ничего не оставили. Простите, синьора, что-то не так? Вы можете оставить жалобу на сайте, вот наша визитка и… Хотите, я унесу букет?
– Нет… давай сюда.
Забрала цветы, и от запаха вереска закружилась голова.
– Бруно, дай этому мальчику на чай.
Долго смотрела ему вслед, сжимая в руках огромный букет, и чувствовала, как подгибаются колени и темнеет перед глазами.
– Ты обронила мой подарок, любимая.
Обернулась, посмотрела невидящим взглядом на Марко, а тот покрутил у меня перед глазами бархатной коробочкой.
– Да… уронила. Оно прелестно. Извини. Я пойду к себе. У меня голова разболелась.
– Бруно! – зычно крикнул Марко, впившись взглядом в букет. – Вышвырни этот веник в мусор!
– Нет! Не надо! Пусть останутся!
Рука Марко сомкнулась на моем локте.
– Что? Представила, что они от него? Не льсти себе! Даже если он и жив, ему всегда было плевать на тебя!
– Отпусти! – попыталась выдернуть руку, но он сжал сильнее. – Ты делаешь мне больно, Марко! Отпусти меня немедленно!
Пальцы разжались, и его худое лицо обрело самое обычное выражение растерянности. Как будто на меня смотрел совсем другой человек. Злобный оскал тут же исчез.
– Прости, я не знаю, что на меня нашло. Иди… переоденься, поедем смотреть дом. Отдай эти сорняки Бруно.
Я долго смотрела Марко в глаза, продолжая сжимать цветы в руках.
– Хорошо… поедем в Палермо.
И унесла букет в свою комнату. Я знала, что Марко смотрит мне вслед, что в его ладони по-прежнему лежит бархатная коробочка, и я не дала ответ на его предложение.
Глава 2
Я не была здесь с момента моего побега. Когда-то этот дом казался мне ненавистным, отвратительным, мерзким, а сейчас чем ближе мы подъезжали, тем сильнее билось мое сердце. Тем больнее оно дергалось в груди.
Нет, Мами, ты не права. Дом – это важная частичка памяти. Ее физический образ, ее воплощение с ожившими запахами, звуками, голосами. У дома есть душа. Она хранит, намного больше, чем фотографии. Дом всегда полон призраками счастья и горя, любви и смерти. Дом – это живой организм, способный ранить и исцелять. И боль становится сильнее, перестает быть фантомной, ее можно потрогать пальцами, как вырезанные на дереве буквы В и С, затянувшиеся светлой корой, но оставшиеся там навечно. Я провела по ним пальцами, закрывая глаза и вспоминая, как он вырезал их ножом у меня на глазах. Увидела, как раскачивается длинная ветка, на которой на какие-то мгновения возник образ черноволосого парня, играющего на гитаре для девочки, выглядывающей в окно. У нее восторженные глаза, и она до безумия влюблена в своего ночного музыканта. Настолько влюблена, что могла принять нож вместо него и получить удары плетью. И ее любовь бессмертна, как сама музыка. Она все еще живет в ней вместе с ненавистью. Вплелась в ее медовые волосы, растворилась в глазах и разъела ей сердце.
А сейчас она смотрит моими глазами снизу и чувствует, как больно сжимается ее сердце, как невыносимо тянет туда, в прошлое, где все было можно…Там, где Вереск смеется и прячется за деревьями от Паука.
– Мама!
Голос сына вырвал из оцепенения, и я обернулась, вынуждая себя улыбнуться.
– Мам, а ты говорила, здесь развалины. Смотри, все уцелело. Отец показал мне конюшни, веревочные лестницы, старую беседку. И еще кое-что. Пойдем.
– Куда?
Я засмотрелась на него, залюбовалась им с щемящим сердцем и ощущением, что вот-вот разрыдаюсь. Потому что похож. Потому что невероятно, немыслимо похож. Как будто только что слез с ветки того самого дерева.
– Что такое, мам? Ты плачешь?
– Нет, – обняла его и спрятала лицо у него на груди, – я просто очень сильно люблю тебя.