Эриксон чувствовал себя легко, работая с семьями. Если Фрейд говорил, что не знает, что делать с родственниками своих пациентов, то Эриксон утверждал, что знает. Он на практике определил, что симптомы представляют собой контракты между родственниками, а не просто отражение индивидуальных черт больного. Эриксон порой вовлекал в лечение друзей и сослуживцев своего клиента. Не беспокоясь о поддержании мистических взаимоотношений с пациентом, он рассматривал человека и в его профессиональном, и в социальном окружении.
Подведем итоги. Традиционный терапевт был недирективным консультантом отдельно взятого пациента. Его работа заключалась в создании условий для того, чтобы его клиент мог говорить и самовыражаться. Он не использовал гипноз, не давал указаний, избегал родственников и не опрашивал членов семей. Он не имел дела с конкретными симптомами. Он практически полностью полагался на интерпретации как орудие достижения изменений и в индивидуальной, и в групповой терапии.
По каждому из этих направлений Эриксон предлагал противоположное. Он активно участвовал в жизни своих клиентов, использовал гипноз, давал парадоксальные и прямые директивные указания, вовлекал в терапевтический процесс родственников, не делал интуитивных интерпретаций, не занимался групповой терапией, внушал амнезию и основное внимание уделял симптомам.
Если рассматривать многочисленные современные школы и общую линию развития всей отрасли, видно, что развитие психотерапии все больше сдвигается в сторону эриксоновского подхода. Его методы сейчас повсеместно изучаются и принимаются, тогда как действия его бывших оппонентов постепенно превращаются в анахронизм. Если бы сейчас Эриксону было пятьдесят лет и он был бы в расцвете своего мастерства, я уверен, он стал бы лидером психотерапии. Кому-то может стать грустно от мысли, что Эриксон лет на двадцать опередил свое время и в молодые годы не был оценен по заслугам. Однако, на мой взгляд, лучше думать о том, что именно он помог создать современную терапию. Если бы Эриксон не делал свое дело и не обучал своим методам огромное количество людей, у нас, возможно, не было бы тех идей и возможностей, которые мы имеем сегодня.
Выбрать для рассказа лишь один аспект работы Эриксона означало бы пренебречь другими аспектами. Сложность, которую он ценил в людях, была в полной мере присуща ему самому. Подчеркивая интерес Эриксона к людям в реальном мире, следует вспомнить и то, что он в достаточной мере развивал и мир фантазии. Для Эриксона человеческий разум был домом с множеством комнат, где входы и выходы не связаны между собой. У человека могут быть секреты и от других, и от себя самого. Эриксон чувствовал себя во внутреннем мире человека и мире его фантазий так же комфортно, как в мире детских проблем с арифметикой.
В данной статье я попытался осветить некоторые общие и частные спорные вопросы, связанные с работой и личностью Милтона Эриксона. Выполняя эту задачу, я в полной мере понял утверждение Эриксона о том, что любая идея о человеке, сформулированная четко и осознанно, значительно упрощает сложность предмета. И это в первую очередь относится к тому, что я говорил здесь об этом замечательном человеке и его работе.
Я думаю, что со временем люди поймут его лучше, чем мы сейчас. Поэтому в заключение мне хотелось бы перефразировать высказывание А.Н. Уайтхеда об одном докладчике. Я надеюсь, что своим рассказом мне удалось высветить глубокую тьму, которую представляет собой тема “Милтон Эриксон”.
4. О терапии испытанием (1984)
Однажды ко мне за помощью пришел адвокат, страдающий бессонницей. Нехватка сна уже начала отражаться на его карьере: он засыпал в зале суда. Даже большие дозы снотворного не давали более одного-двух часов забытья. Я только начал вести частную практику, и этот человек, был направлен ко мне для лечения гипнозом. Однако гипнотическому воздействию он поддавался плохо; по сути, на гипноз он реагировал так же, как и на попытки заснуть — неожиданно вскакивал, абсолютно проснувшийся и чем-то встревоженный. После нескольких встреч я стал думать, что гипноз не сможет помочь ему решить проблему сна. Тем не менее я чувствовал, что обязан что-нибудь предпринять. Адвокат уже прошел курс традиционной терапии, а бессонница все усугублялась, и он начал опасаться за свою способность нормально жить и работать.