.: Если бы тот парень не встал достаточно быстро, ты бы, вероятно, поднялся на сцену.
.: Верно. Это было такое любопытное ощущение. Одним словом, по возвращении с семинара я решил сделать гипноз частью проекта. Мы начали посещать Милтона и проводили у него как минимум по неделе каждый год. Первая поездка была, по-моему, в 1955 году. Последний раз я ездил в 1971-м.
.: Да, ты продолжал к нему ездить и без меня.
Лет шестнадцать или семнадцать. Кроме того, когда он приезжал в Пало Альто, он всегда звонил мне, и я приходил к нему на семинар.
.: Ты спрашивал меня, что я помню о первой встрече. Я кое-что помню, но не уверен, была ли это первая встреча. Мы пришли к нему домой, он сидел за столом, наклонившись вперед, и приговаривал: “Ну ладно. Так что же вы хотите от меня?”
Х.: Помню, однажды, после того, как я начал практиковать, я пришел к нему поговорить о том, как лечить людей, и первой его фразой было: “Что тебе на самом деле от меня нужно?”
Я очень хорошо помню его дом. Это было небольшое кирпичное здание, почти в центре Феникса, с тремя спальнями, и в нем было то ли шесть, то ли восемь малышей.
.: Очень скромное местечко.
Да. И люди прилетали туда из Нью-Йорка, Мехико, со всего мира. Гостиная одновременно служила приемным покоем. Его ребятня играла в комнате среди пациентов, ожидающих приема.
.: Помню, как меня поражало все это. До этого в Нью- Йорке я посещал аналитика: приходил перед сеансом в абсолютно безлюдную комнату ожидания, а уходил через другой выход и никогда не видел других пациентов. И после этого видеть, как дети Эриксона играют с его пациентами, а ведь некоторых из них он описывал как людей “не от мира сего”! Для меня это было откровением.
Х.: Я помню, как его жена, Бетти, рассказала мне однажды, что один парень все изумлялся: “В жизни никогда раньше куклу не одевал!” То ли Кристи, то ли Рокси попросила его одеть куклу.
Кроме гостиной, на первом этаже была еще и столовая, где на обеденном столе всегда лежала гора материалов для журналов, которые он с женой редактировал. За ней располагался маленький кабинет — то ли три на три, то ли три с половиной на три с половиной метра, с двумя или тремя стульями, его письменным столом и несколькими книжными шкафами.
.: Помню, даже когда мы там были только вдвоем, развернуться было негде.
Х.: Ему нравилось, чтобы люди находились достаточно близко и он мог протянуть руку и прикоснуться к ним — он сам это говорил. Разговоры с ним, при работающем кондиционере, лающей на улице собаке, орущей на детей жене — все это создавало особый фон. И эти часы, все тикающие, тикающие, тикающие у него над столом.
.: Это было очень характерно для него. Он не считал, что для лечения гипнозом или чем-то еще требуется стерильная, звуконепроницаемая среда.
Х.: Еще о наших встречах: мы обычно останавливались в гостинице в центре города, проводили с Эриксоном час между встречами с пациентами, затем возвращались в гостиницу, расшифровывали то, о чем он говорил, пересматривали запланированные заранее вопросы, затем возвращались и проводили еще один час с ним. Так проходила вся неделя.
.: Это точно, мы все время составляли планы и все время меняли их, так как он никогда их не придерживался.
Он предпочитал рассказывать нам то, что, по его мнению, было нам полезнее того, о чем мы спрашивали.
У.: Обычно это как-то касалось наших вопросов и наших планов, но не было тем, что можно назвать прямым ответом.
Х.: Его манера говорить оставляла неясным, рассказывает ли он о тебе лично, или о том или ином интересующем его случае, или же он объясняет тебе природу феномена. Скорее всего, одновременно и то, и другое, и третье. Он рассказывал нам потрясающие случаи из практики.
Размышляя над этим, я недавно прослушивал записи наших бесед и думаю, что нашел первое упоминание о терапии тяжелым испытанием. Раньше мы с тобой ни о чем подобном не слыхали. Один человек, диктор телевидения, впадал в панику, когда приходило время идти к микрофону. Он минут пятнадцать задыхался, пытаясь восстановить дыхание, а затем вставал и начинал говорить. Эриксон познакомил его с теорией энергии и излишков энергии и дал ему задание выполнять приседания каждый раз, когда тот волновался. Затем он поручил ему в день, когда тот испытывал приступ волнения, подниматься среди ночи и приседать. Мы думали, что это просто какая-то хохма. Позднее я опробовал этот прием в своей практике, и оказалось, что он очень эффективен. Но мне кажется, это было первое упоминание о подобном лечении, и Милтон рассказал о нем мимоходом — не так, как он рассказывал о более старых разработанных им процедурах.