Поэтому моя первая цель, и притом главная — борьба за свободу мысли, полную свободу ученого приводит к выводам вне всяких указаний сверху. Но я сознаю и свой долг как Гражданина — помочь моей родине, сколько хватит моих сил и способностей. Вторая цель не противоречит первой и не главенствует над ней, так как, по моему глубокому убеждению, прогресс свободной мысли не только не вреден, но даже необходим для прогресса государства и народа. Здесь я полностью присоединяюсь к точке зрения весьма почитаемого и нашими руководителями философа Спинозы. Под заголовком его труда «Богословско-политический трактат» следует: «содержащий несколько рассуждений, показывающих, что свобода философствования не только может быть допущена без вреда благочестию и спокойствию государства, но что она может быть отменена не иначе, как вместе со спокойствием государства и самим благочестием». Эти золотые слова могут быть положены в основу теории гибели или остановки культуры: главная причина этого — догматизация положений, остановка развития, неизбежно влекущая за собой загнивание государственности. Сейчас такое загнивание и у нас совершенно отчетливо и борьба за свободу духа является актуальнейшей общественной проблемой. Но тогда Вы скажете, почему я раньше этим не занимался? В пределах возможности я занимался всегда…
…После смерти Сталина я думал, что такого догматизма в идеологии не будет, и что борьба с Лысенко будет сравнительно легка и не затронет идеологии и вообще системы. Тут я ошибся, оказался прав один наш общий друг, с которым я раньше не был знаком, но который мне прямо сказал, что в моей первой главе «О монополии Лысенко», где речь шла только о критике практических предложений, содержится не столько критика Лысенко, сколько критика всей существующей системы. Возможно, что многим руководящим лицам это тогда тоже не было ясно, сейчас вопрос выяснился. Какой же выход? Из того, что я ошибся в оценке признать, что моя работа бессмысленна, что надо прекратить борьбу и заняться, скажем, только систематикой насекомых (чем, между прочим, тоже занимаюсь), а поднимать критику дарвинизма тоже нельзя, так как это повредит менделистам и укрепит позицию Лысенко? Я полагаю иначе — вопрос сейчас идет о борьбе за свободу мысли по всему фронту и эту борьбу прекращать не следует. Но меня не печатают, к чему же писать? Мои работы распространяются «догуттенберговскими способами», читаются большим числом читателей, чем мои печатные работы, и свою роль в распространении правильного понимания роли Лысенко сыграли. Огромное удовлетворение доставляет мне и то, что благодаря им я приобрел новых весьма интересных для меня друзей: чувство одиночества, которое ощущают многие старики, у меня полностью отсутствует…
…Теперь остается коснуться моей статьи «Что стоит Лысенко?». Тут меня Вы просто удивили, считая, что Лысенко не так уж виноват в падении урожайности и что мои доводы не убедительны. Я собирался Вам и моему корреспонденту из числа сотрудников ЦК написать подробно: «Если не Лысенко, то кто же виноват?», но решил этого не делать, напишу кратко. Сейчас все сваливают на отсутствие материальной заинтересованности. У Вас просто странный фатализм: «стоит райкому обратить хорошее внимание на подъем урожайности колхоза, да так, чтобы МТС и прочее начали как следует обслуживать, стоит поставить дельного предколхоза да показать, что работа дает гроши…
…Ведь не хотел же Сталин разорения страны! Все дело в том, что материальная заинтересованность упала именно потому, что мужиков чрезвычайно обирали, а обирали потому, что урожай считался большим, чем был он на самом деле, а это происходило потому, что считалось, что «мичуринская и вильямская и лысенковская» наука обеспечивает очень высокую урожайность, а если ее кое-где нет, то в этом виновата не безупречная передовая мичуринская и т.п. наука, а кулаки, предкулачники, диверсанты и проч., с которыми надо бороться методами ГПУ». Прервем цитату.
«О монополии …» — самый большой печатный труд А. А. Любищева, но который и не предполагался быть целостным, более того, его отдельные главы самим Любищевым и в тексте и в письмах назывались статьями.
О набросках глав 6—9. Наброски предполагаемых (идеологических, как указывал в основных главах Любищев) новых глав систематизировала и перепечатала на машинке Евгения Александровна Равдель, дочь Любищева. Наброски, видимо, делались по ходу работы над глубоко продуманными 1—5 главами, в 1953—1958 гг.; по ходу работы Любищев корректировал и общий план «Монополии …», но окончательную структуризацию всего труда, даже в замыслах, Любищев не осуществил. Примечательно, что трогательное и возвышенное посвящение данного труда своему отцу и А. Г. Гурвичу Любищев сформулировал, видимо, в 1956 г., уже после окончания 4-й главы, и в архиве она обнаружена в набросках к 6-й главе.