— Я приклею сюда блестки, но это можно сделать только на кухне. Ты ищешь моего брата?
— Ага, — отвечаю я. — Он поможет мне с книгой.
Вообще-то, нет, но это отличное алиби.
В гостиную заходит миссис Бразер и улыбается нам обоим.
— Ого, — говорит она Фейт. — Голубые волосы?
— У Иисуса вполне могут быть голубые волосы, — карандаш девочки дерзко порхает над бумагой, и мне хочется сказать ей, чтобы она никогда не забывала этот момент и никаким правилам не позволила изменить свои убеждения.
— Да, пожалуй, вполне могут, — соглашается миссис Бразер и поворачивается ко мне. — Таннер, дорогой, я думаю, Себастьян внизу, у себя в комнате.
— Спасибо, — говорю я. — Отличный рисунок, Фейт.
— Я знаю, — широко мне улыбаясь, отвечает она.
— Таннер, там на столе есть печенье, — выпрямившись, миссис Бразер идет на кухню. Захватишь с собой? А то он работает над чем-то совсем без перерывов.
О да, миссис Бразер, разумеется, я принесу печенье вашему потрясающему сыну. С огромным удовольствием.
— Конечно, — взяв свои вещи, я иду за ней на кухню.
— Скоро я повезу Фейт на танцы, так что если вам понадобится что-нибудь еще, смело угощайтесь.
На гранитной столешнице стоит тарелка печенья с шоколадной крошкой. Только я собираюсь повернуться к лестнице, как что-то снаружи привлекается мое внимание — вспышка синего на качелях. На Себастьяне сегодня синяя футболка. Она обхватывает широкую грудь и демонстрирует бицепсы. Я с трудом могу сфокусировать внимание на чем-то еще. Интересно, одеваясь по утрам он нарочно задается целью меня помучить?
Тихо открыв раздвижную стеклянную дверь, я выхожу во внутренний дворик. Отсюда мне видно, как Себастьян сидит опустив голову и подчеркивает что-то в книге желтым текстовыделителем.
Я иду по лужайке, когда, заметив меня, он поднимает голову.
— Привет, — говорит он и опускает взгляд на тарелку в моих руках. — Ты принес мне печенье?
— Вообще-то, это твоя мама передала.
— А ты ей нравишься, — качаясь и проводя ногами по траве, замечает Себастьян. — Как и остальным. Я знал, что ты всем понравишься.
Я смеюсь.
— Понятия не имею, почему.
— Ой, да ладно тебе. Ты всем всегда симпатичен. Девушкам, парням, учителям, родителям. Бабушка назвала тебя «тот, очаровательный, с красивыми волосами».
— Твоя бабушка считает меня очаровательным?
Он смотрит на меня, прищурившись от солнца.
— Думаю, ты и сам знаешь, что очаровательный, — хочу, чтобы Себастьян написал это, тогда я могу по сто раз перечитывать его слова. — Так ты угостишь меня печеньем?
Выдержав паузу, я протягиваю ему одно. Печенье еще теплое.
— Твоя мама сказала мне отнести их к тебе в комнату, — многозначительно подняв бровь, говорю я. — Думает, что ты там.
Сегодня он выглядит намного лучше — счастливым. Судя по всему, травмирующий опыт того упражнения позади. Умственная и эмоциональная выносливость — вот его суперсила.
Когда Себастьян улыбается, мое сердце ноет в груди.
— Если мама думает, что я в доме, предлагаю укрыться здесь.
— Она сейчас повезет Фейт на танцы.
— На улице все равно приятней, — Себастьян собирает свои вещи, и мы вместе идем в тень большого дерева. Мы скрыты под навесом из весенних ярко-зеленых листьев, и из дома нас не видно.
Взяв одно печенье, я разламываю его пополам.
— Что ты читал до моего прихода?
— Психологию, — он захлопывает книгу и растягивается на траве. Я стараюсь смотреть ему в лицо, но когда Себастьян поворачивается ко мне, понимаю, что он застукал меня за разглядыванием дорожки волос, идущей от его пупка вниз. — Как сегодня работалось с Макэшерами? — интересуется он.
На первый взгляд кажется, будто его не интересуют сплетни, но по факту это не так. Себастьян замечает все и вся.
— Она чуть со стула не свалилась, демонстрируя глубину своего декольте.
— Я заметил, — смеется Себастьян и откусывает кусочек печенья.
— Как прошел остаток твоего дня?
— Была контрольная по экономике, — он откусывает еще, жует и глотает. — Потом контрольная по латыни. И репетиция хора.
— Хотел бы я взглянуть.
— Может, в следующий раз тебе стоит прогулять школу и прийти посмотреть, — открыв один глаз, Себастьян смотрит на меня. — Ты же любишь послать правила на три буквы.
— Ага, я такой. Круглый отличник и несовершеннолетний преступник одновременно, — слизывая шоколад с большого пальца, краем глаза я замечаю, что теперь он следит за моими движениями. По позвоночнику пробегает дрожь. — Отем почти закончила свою книгу.
Себастьян размышляет и не торопится отвечать. Возможно, видит напряжение в моем взгляде.
— Это хорошо, но так скоро не обязательно. У тебя впереди еще месяц. Кому-то нужно больше времени, кому-то меньше. Тебе в срок нужно сдать готовый черновик, а не отредактированную рукопись.
Я избегаю смотреть ему в глаза, и Себастьян наклоняет голову, чтобы поймать мой взгляд.
— Ты пришлешь мне свои главы?
Мне не нравится мысль, что я заставляю его переделывать мою книгу.
Еще меньше мне нравится, что он во всей красе увидит мои страхи и неврозы.
Поэтому я решаю его отвлечь:
— А когда ты закончил свою?
— М-м… — прищурившись, Себастьян смотрит на ветки над головой. — Я закончил ее в мае — прямо перед дедлайном, если не ошибаюсь, — и неделей позже отшлифовал. До сих пор сомневаюсь, что получилось хорошо.
— Но судя по всему, получилось как надо.
— Разным людям нравится разное. Ты можешь прочитать мою книгу и не впечатлиться.
— Сильно сомневаюсь.
— Можешь-можешь. Мама уже, наверное, собралась раздарить все мои авторские копии, но одну я тебе достану. Таким образом мы будем в расчете, потому что ты дашь мне прочесть свою книгу, — Себастьян улыбается мне самой очаровательной из своих улыбок.
Я легонько пинаю его ботинок носком своего.
— Твою уже прочитал крутой нью-йоркский редактор, и ее издали. Ты же понимаешь, что она не дерьмовая?
— Твоя книга тоже не дерьмовая, Таннер. Это просто невозможно. Само собой, часть деталей нужно будет поменять, чтобы защитить упомянутых там людей, но она не дерьмовая. Ты слишком вдумчив и слишком чувствителен… — он широко улыбается, — Да, я сказал «чувствителен». В тебе это есть. Помимо показного желания послать все на три буквы.
— «Показного»?.. — с ухмылкой начинаю я и тут же замолкаю, услышав голоса наверху.
— Ты что здесь делаешь? — спрашивает мама Себастьяна, и мы наклоняемся ниже, будто нас застукали за чем-то неприемлемым. — Я не ждала тебя дома до ужина.
Подавшись вперед, я замечаю открытое окно ванной прямо над нашим деревом. Она разговаривает не с нами.
Себастьян начинает собирать свои книги.
— Пойдем в дом, — шепчет он. — Я не хочу…
— На прошлой неделе в Калифорнии Бретт Эйвери женился на своем бойфренде, — мы оба замираем, услышав голос отца Себастьяна. Он звучит неодобрительно.
Широко распахнув глаза, Себастьян смотрит на меня.
Могу только представить перепуганное выражение лица миссис Бразер, потому что отец Себастьяна тяжело вздыхает и с грустью говорит «Да».
— О нет, — причитает она. — Нет-нет-нет. Я знала, что он переехал, но не была в курсе, что он… — сделав паузу, чтобы не произнести страшное слово «гей», миссис Бразер понижает голос: — Как его родители?
На короткое мгновение Себастьян меняется в лице, и мне хочется закрыть ему уши, утащить к себе в машину и увезти далеко-далеко.
— Полагаю, как-то справляются, — отвечает ей мистер Бразер. — Судя по всему, Джесс приняла новость более спокойно, чем Дэйв. С ними молится Брат Бринкерхофф, еще он добавил их в список, чтобы помолились остальные. Я пообещал им зайти, поэтому и заехал домой переодеться.
Голоса родителей Себастьяна стихают, когда они идут в другую комнату. Он невидяще смотрит в даль, а я, пораженный, стараюсь сообразить, что же ему сказать.