Я пытаюсь представить в этой ситуации Хейли. Она бы сошла с ума, начни мы заниматься физическим трудом, не рассчитывая на ее помощь.
Думая поначалу, что упражнение окажется незамысловатым, я с удивлением нахожу в коробке семьдесят кусков дерева и совершенно не понимаю, какая часть чему принадлежит. Зато сразу становится ясно, что Грег и Себастьян участвуют в подобных мероприятиях всю свою жизнь. Они быстро сортируют фрагменты по форме и размеру, в то время как мы с Тоби вынуждены задействовать лишь мышечную силу и перетаскиваем их, куда нам скажут.
Себастьян подключает к работе и девочек — Кэти и Дженну Ли.
— Можете отыскать все фрагменты такого размера? — спрашивает он и показывает на деревянную планку сантиметров десять длиной. После того как мы перевернули коробку и высыпали содержимое, эти детали теперь разбросаны по всей траве. — Но берите только те, на которых одинаковое количество штырей и отверстий, ладно? Вот, смотрите, — он показывает, как соединяются между собой планки, и девочки тут же принимаются за поиски, радуясь, что и у них есть задание.
— Танн, — зовет Себастьян, и от того, что он меня так по-дружески называет, по моему телу пробегает легкая дрожь. — Иди помоги мне.
Мы работаем бок о бок и соединяем деревянные фрагменты, которые станут столешницей. Принимаем решение использовать одну короткую и тяжелую деревяшку в качестве молотка, чтобы подогнать части друг к другу, а потом при помощи ботинка Грега устанавливаем на место последний фрагмент. Задумка просто блестящая, но этот восторг по ощущениям и рядом не стоит с радостью, которую я испытываю лишь потому, что сижу рядом с Себастьяном, занят общим с ним делом и ощущаю его тепло.
Ей-богу, если он позвал меня сюда, чтобы я обрел новую веру, то его миссия практически выполнена.
Справившись с заданием первыми, мы разделяемся и помогаем остальным, кто все еще пытается догадаться, как использовать фрагменты досок в качестве инструментов. Пожалуй, сказать, будто все это оказалось непосильным трудом, было бы сильным преувеличением но и легким задание не назовешь, так что когда привозят пиццу, я радуюсь, поскольку СТРАШНО ПРОГОЛОДАЛСЯ.
Мы с Себастьяном садимся под деревом в стороне от остальных. Вытянув ноги перед собой, жадно поглощаем пиццу, будто не ели несколько недель.
Мне нравится наблюдать за тем, как он ест, — обычно это завораживающее зрелище, поскольку он хорошо воспитан. Но сейчас Себастьян — грубый строитель, поэтому его кусок пиццы свернут пополам, и большая часть тут же отправляется в рот. Впрочем, на его подбородке или футболке нет ни капли соуса. Я же, едва откусив, тут же испачкал свою футболку упавшим ломтиком пеперони.
— Какого хрена… — бормочу я.
— Танн.
Поворачиваюсь к Себастьяну, а он улыбается, но потом наклоняет голову, словно говоря: «Следи за выражениями!»
Я смущенно извиняюсь.
— Я не против, — тихо говорит он. — Но кое-кому из присутствующих это не понравится.
Мы сидим на расстоянии от остальных, от чего создается иллюзия интимности.
— Ты давно с ними знаком?
— С некоторыми всю жизнь, — глядя на ребят, отвечает Себастьян. — Хотя вот семья Тоби переехала сюда всего два года назад. А кое-кто из них ребят новообращенные. Кажется, для Кэти это первое дело на общее благо.
— Ни за что бы не догадался, — смеюсь я.
— Да брось, она милая.
— Что не помешало ей потратить минут двадцать на подсчет сорока штырей.
С тихим смешком он со мной соглашается.
— Извини, что не предупредил тебя насчет молитвы. Вечно забываю.
Небрежно отмахнувшись, я поворачиваюсь к остальным и теперь смотрю на группу подростков другими глазами.
— А с кем-нибудь из них ты ходил на свидания?
Себастьян кивком показывает на высокую девушку, которая сидит у футбольных ворот на другой стороне поля.
— С Амандой.
Я с ней знаком. Она выпустилась вместе с Себастьяном и состояла в студсовете. Красивая, умная, и о ней я не слышал ни одной грязной сплетни. Уверен, Себастьяну Аманда подошла бы просто идеально.
— Долго? — спрашиваю я. Ох, вопрос звучит слишком грубо.
И он это замечает.
— Ревнуешь?
— Немного.
Очевидно, что Себастьяну это нравится. Его щеки розовеют.
— Мы встречались около года. С десятого класса по одиннадцатый.
Ого. Мне хочется расспросить, чем они занимались, часто ли целовались и насколько сблизились… Но вместо всего этого я говорю:
— Но даже тогда ты знал…
Себастьян резко поднимает голову, смотрит по сторонам, и выражение его лица смягчается, когда он понимает, что нас никто не услышит.
— Да. Знал. Но думал, что если я все-таки попытаюсь…
Его слова ощущаются тысячей вонзившихся мне под кожу иголок. Отношения длиной в год означают немало попыток.
Я не… из этих.
— Но ты ведь с ней не спал?
Себастьян берет еще один огромный кусок пиццы и мотает головой.
— И ты считаешь, что однажды можешь жениться на Аманде?
Когда он, жуя пиццу, поворачивается ко мне, в его взгляде я замечаю раздражение.
— А ты считаешь, это подходящее место для такого разговора?
— Можем перенести на потом.
— Я хочу тебя, — тихо отвечает Себастьян и наклоняется за новым куском. Расправившись с ним, он смотрит прямо перед собой и добавляет: — Больше никого.
— Как по-твоему, Церковь изменит свое отношение к нам? — интересуюсь я. А потом киваю в сторону ребят на поле. — Опомнятся ли все они когда-нибудь?
Себастьян пожимает плечами.
— Я не знаю.
— Но ты счастлив со мной?
— Более счастливым я никогда не был.
— Значит, ты не считаешь наши отношения ошибкой.
Когда он наконец поворачивается ко мне, его глаза сияют искренностью.
— Конечно же, нет.
Он наплыва эмоций я чувствую, как сдавливает горло. Мне очень хочется его поцеловать. Взгляд Себастьяна опускается на мои губы, а потом он снова краснеет и отворачивается.
— Ты ведь знаешь, о чем я думаю, — говорю я. — О чем думаю постоянно.
Кивнув, он наклоняется вперед за бутылкой воды.
— Да. Я тоже.
***
К тому моменту, когда мы собрали все столики и скамейки и убедились в их надежности, солнце уже начинает садиться за горизонт. Ребята смеются, играют в салки и бросают фрисби. Это куда лучше драк и обзывательств, которые были основным развлечением у озера. Здесь же ощущается уважение ко всему вокруг: к общине, к ближнему, к самим себе и к их Богу.
Большинство ребят садятся в большой минивэн, который отвезет их на парковку у церкви. Но мы с Себастьяном решаем остаться и машем им вслед, пока они не скрываются из виду.
Себастьян поворачивается ко мне, и в этот момент его показная улыбка исчезает.
— Ну как тебе? Ужасно?
— Вот прямо сейчас и думал, что все прошло неплохо, — отвечаю я, и он смеется. — Даже круто, на самом деле. Все очень милые.
— «Милые»? — слегка покачав головой, переспрашивает Себастьян.
— Ну а что? Вообще-то, я серьезно. Они милые и хорошие люди.
Мне нравится бывать в обществе мормонов не потому, что я надеюсь, будто смогу вписаться в их сообщество, а чтобы лучше понять Себастьяна. Что стоит за его словами, когда он говорит что-то вроде: «В эти выходные я сильнее ощущал присутствие Духа». Или каким образом в молитвах находит ответы на вопросы. Себастьян всю свою жизнь прожил в этой атмосфере и понимает этот язык. Церковь СПД имеет свою специфическую лексику, которая и по сей день звучит для моих ушей несколько высокопарно, но для мормонов она естественна, и, как мне кажется, я начинаю понимать, что его слова главным образом означают «Я стараюсь сделать лучший выбор» или «Мне нужно понять, насколько правильны мои чувства».
В парке сейчас тихо, слышно только пение птиц на деревьях и отдаленный гул машин.
— Чем хочешь заняться? — интересуюсь я.
— Домой точно не хочу.