— Ты сейчас о чем, Мэнни? — склонив голову набок, интересуется Себастьян.
И мне становится нечем дышать.
Несколько секунд Мэнни ошарашенно молчит, а я боюсь, что он сейчас брякнет, какая мы классная пара, от чего все станет еще хуже.
— Я хотел сказать… — он поворачивается ко мне за поддержкой. — Вы извините, просто я видел вас на прошлой неделе на прогулке в горах и подумал…
Себастьян бледнеет.
— Мэнни… — начинаю я, но тот лишь отмахивается от меня.
— Да не, я все понимаю. Короче. Вы оба приглашены — или по отдельности, если так удобней, — он доброжелательный парень, и его явно не заботит, что именно происходит между нами. Надеюсь, Себастьяна это немного успокоит. Но тот стоит словно статуя. Мельком глянув ему за спину, я понимаю, что Мэнни уже ушел, и Себастьян теперь смотрит на меня.
Черт.
— Что ты ему рассказал?
— Минуточку, — подняв руку, говорю я. — Ничего я ему не говорил. Он просто сказал, что видел, как мы гуляли.
Боже. Во время которой из прогулок он нас видел? Мы так часто теперь гуляем в горах и уже начали чувствовать себя там так комфортно, что целуемся, будто находимся за закрытыми дверями. И от мысли, что Мэнни нас видел… и что с ним мог быть кто-нибудь еще… все внутри меня превращается в бурлящий котел.
Себастьян отворачивается, и его профиль являет собой воплощение сдерживаемого гнева. В эту секунду я впервые осознаю нас парой. Даже забавно, ведь это происходит в полупустом коридоре школы, где помимо нас есть пара человек, понятия не имеющих, что мы с Себастьяном вместе и что мы целовались. Они не догадываются, что мне известно, как он выглядит, растворяясь в удовольствии. Что я видел, как он плачет, и держал его за руку. И что знаю, насколько он благороден, а чувствую невероятную гордость, когда понимаю, что он мой. Но ни один из этих моментов не ощущается таким же реальным и так же напрямую относящимся к нашим отношениям, как этот — когда мы можем всерьез поссориться.
— А что произошло на озере?
— Один парень вел себя как мудак, после чего Мэнни подошел к нам с Отем и сказал…
Его голос поднимается на несколько тонов:
— Отем тоже знает?
Мимо нас идет какая-то девушка, и Себастьян тут же надевает вежливую маску.
— Привет, Стелла.
Когда она уходит, я веду его к двери, выходящей на парковку. Здесь никого нет, — ни учеников, ни учителей, — даже по тротуару никто не идет, но Себастьян по-прежнему держит между нами подобающую дистанцию. «Подобающую мормону», — усмехается мой внутренний голос.
— Я имею в виду, что Мэнни нас явно где-то видел. На озере он подошел к нам с Отем, когда мы собирались уходить — потому что один идиот обозвал другого пидором, — и извинился за случившееся. Это был неловкий разговор. Как и тот, — я жестом показываю в сторону школьного коридора, — и потом Отем меня часа два допрашивала.
— Таннер, все это очень плохо, — со злостью посмотрев на меня, Себастьян отворачивается и медленно вдыхает и выдыхает. Я представляю его изрыгающим пламя драконом.
— Слушай. Мэнни нас видел. Не меня — нас. При этом я здесь вообще-то радужным флагом не размахиваю. И никому не говорю, что я би. Даже Отем, моя лучшая подруга, не знала об этом до прошлой недели, а про тебя я ей так ничего и не рассказал. Только упомянул о своих чувствах к тебе, но ничего о том, что они взаимны.
— Я просто решил… после субботнего вечера… — Себастьян качает головой. — Я решил, что ты рассказал что-то Эрику или Мэнни.
— Зачем мне это? — знаю, говорить следующее мне не стоило; слова прозвучали мелочно и по-детски, но мой язык не услышал приказ помалкивать: — Если только мне не захотелось бы обсудить с кем-нибудь важнейшее в эмоциональном плане событие моей жизни.
Себастьян резко поднимает голову.
— И что это значит?
— Только то, что было бы неплохо созвониться с тобой вчера. А сегодня получить от тебя хоть какой-нибудь намек, что ты меня видел и что не перенервничал из-за произошедшего в субботу.
На его лице написано раздражение.
— Таннер, вчера я был занят.
О, а это похоже на пощечину. Раскрытой ладонью. Когда на щеке остается отпечаток.
— Куча дел в церкви, как я понимаю.
Себастьян тут же цепляется к моим словам.
— Да, по воскресеньям мы именно этим и занимаемся. Разве тебе мама не говорила? Если только не забыла.
Раз…
Два…
Три…
Четыре…
Пять…
Я все продолжаю считать. И напоминаю себе, что Себастьян напуган. И что сбит с толку. Если сейчас я отступлю, то тем самым предоставлю ему решать эту проблему в одиночку. А ему нужно дать время. Но разве меня все это тоже не касается? Хотя бы немного. И, может, нам как команде нужно справиться вместе?
Отвернувшись от меня и запустив руку в волосы, Себастьян вперед-назад ходит по парковке. И выглядит готовым сбежать. Особенно интересно осознавать, что, вероятно, именно это он и хочет сделать — и вовсе не из-за неподходящего места для этого разговора. Он просто вообще нигде не хочет его вести. Себастьян готов быть со мной, но без каких-либо ожиданий и обсуждений. Это как с облаками — они плывут куда-то вдаль и там растворяются, но для наблюдателя существуют лишь здесь и сейчас.
Поэтому я спрашиваю его:
— Ты хотя бы теоретически допускаешь возможность признаться родителям, что ты гей?
Похоже, Себастьян не удивлен, что разговор свернул на эту тему. Он не вздрагивает и не переспрашивает. Лишь больше хмурится и отходит от меня еще на шаг.
— Мне нужно выяснить о себе еще очень многое, прежде чем начать с ними подобный разговор.
Я впиваюсь в него взглядом.
— Себастьян, а ты гей?
Ну, то есть, конечно же, он гей.
Разве нет?
Он смотрит на меня, как на незнакомца.
— Я не знаю, как ответить на этот вопрос.
— Но он простой. «Да» или «Нет».
— Я знаю, кем хочу быть.
— Кем хочешь быть? — и какого хрена это должно означать?
— Хочу быть добрым и щедрым, брать пример с Христа.
— Но какое это отношение имеет к моему вопросу? Ты уже такой. А еще надежный, заботливый и преданный. И все эти качества делают тебя тем человеком, которого я люблю. Ты уже такой. Быть геем не значит что-то из этого изменить.
И вот он, этот момент, когда мои слова словно оседают на его коже, а спустя секунду впитываются. Я сказал это. И не про гея. Я сказал «люблю».
Пробормотав мое имя в ответ, Себастьян смотрит куда-то в сторону.
Я сказал, что люблю его, а он на меня даже не смотрит.
Поэтому мой следующий вопрос кажется важнее предыдущего.
— Себастьян, ты слышал, что я сейчас сказал? Я люблю тебя. Ты обратил внимание на мои слова?
Он кивает.
— Обратил.
Я замечаю румянец на его щеках, и знаю, что это от радости. Потому что уже привык распознавать разные оттенки его румянца. Странно, правда?
Себастьяну одновременно и нравится слышать, что я люблю его, и нет.
— Для тебя это чересчур, — говорю я. — Верно?
— Да, — отвечает он. — Откровенно говоря, слышать это чересчур. И я не про твой вопрос, — здесь он понижает голос, — гей я или нет. Просто мне нечего сказать, ведь скоро выход моей книги, потом я уеду на миссию, и вообще сейчас происходит слишком много всего.
— То есть слышать, что я тебя люблю, тебе сейчас не совсем удобно?
Себастьян морщится.
— Таннер. Нет. Просто я не знаю, смогу ли дать тебе то же, что ты хочешь дать мне.
— Дело не в желании одарить тебя своими чувствами, — мне почти смешно. — Я просто говорю тебе о природе своих чувств.
Себастьян смотрит на меня как на сумасшедшего.
Как будто не верит мне.
— Я люблю тебя, потому что ты — это ты. Люблю не за твой румянец, глаза или за то, как действуют на меня твои прикосновения, — говорю я, и он снова краснеет. — И моя любовь никуда не денется, когда ты уедешь в свой книжный тур. Она никуда не денется, когда уедешь и на миссию. Я останусь здесь и по-прежнему буду думать обо всем этом. По-прежнему буду стараться стать лучше как человек, друг, сын. И по-прежнему буду гадать, как стать тебе лучшим бойфрендом. А ты уедешь на миссию, и все твои мысли будут о том, как сильно ты не хочешь быть геем.