И посему ошибочно было бы приписывать тому, кто говорит только об общественном договоре и последствиях, из него вытекающих, принципы, противоречащие законам природы и божественному откровению лишь на том основании, что он о них умалчивает. Ошибочно было бы также утверждать, что говорящий о состоянии войны, предшествовавшем общественному договору, следует в этом вопросе за Гоббсом, т.е. отрицает в человеке врожденное чувство долга и обязанностей, вместо того, чтобы усматривать причины этого состояния в испорченности человеческой натуры и в отсутствии писаных законов. Ошибочно было бы обвинять писателя, рассматривающего последствия общественного договора, и в том, что он исключает возможность возникновения этих последствий еще до появления самого договора.
Справедливость божественная и справедливость природная по сути своей неизменны и постоянны, так как отношение между двумя неизменными величинами всегда одинаково. Но человеческая, т.е. общественная, справедливость, - не что иное, как результат соотношения между деятельностью в обществе и его постоянно меняющимся состоянием. А потому она может изменяться в зависимости от степени необходимости или полезности этой деятельности для общества. Таким образом, общественную справедливость можно определить лишь основываясь на анализе сложных и постоянно изменяющихся отношений общественной жизни. И если допустить смешение этих совершенно различных принципов, на которых основаны справедливость божественная, природная и общественная, то нельзя будет правильно рассуждать о делах общества. Пусть теологи разграничивают понятия справедливости и несправедливости с точки зрения соотношения добра и зла, присущих человеческим поступкам. Выявлять и соотносить понятия справедливости и несправедливости в смысле общественном, т.е. с точки зрения полезности или вреда для общества, - задача публицистов. И в этом случае не пострадает ни одна из рассматриваемых сфер, так как каждому становится очевидным, насколько добродетель чисто общественная должна уступать божественной добродетели, не подверженной никаким изменениям.
И кто бы, повторяю, ни захотел удостоить меня своей критикой, не должен исходить из предпосылки, что мои принципы губительны для нравственности или религии, так как я показал - это не мои принципы. А вместо того, чтобы представлять меня безбожником, пусть критикующий лучше попытается доказать, что я не умею логически мыслить или что я недальновидный политик. Пусть он не содрогается от любого моего предложения в интересах человечества, пусть убедит меня в бесполезности или в политической крамоле моих принципов, в преимуществе порядков, доставшихся от прошлого. Я уже публично доказал свою религиозность и верноподданнические чувства государю в своем ответе на "Заметки и замечания". Отвечать на последующие подобные сочинения было бы излишне. Но тот, кто будет писать с достоинством, присущим честным людям, и с такой же степенью просвещенности, что избавит меня от необходимости доказывать азбучные истины, каковы бы они ни были, найдет во мне не столько заядлого спорщика, сколько смиренного почитателя истины.
ВВЕДЕНИЕ
Обычно люди вверяют заботы о важнейших правоположениях, регулирующих их повседневную жизнь, собственному здравому смыслу или отдают на откуп тем, чьим интересам противоречит появление хороших законов, поскольку они уже в силу своей природы направлены на достижение всеобщего блага и препятствуют усилиям тех немногих, которые стремятся сосредоточить в своих руках всю полноту власти и богатства, оставляя большинству бессилие и нищету. Поэтому-то, лишь совершив множество ошибок в важнейших вопросах, касающихся жизни и свободы, лишь испив до дна чашу страданий и зла, отчаявшиеся люди берутся за исправление того беспорядка, который их угнетает, и начинают постепенно осознавать самые простые истины. Эти истины обыденный ум не в силах воспринять по причине их простоты, ибо не привык анализировать явления, а способен усваивать лишь общие впечатления, да и то скорее по сложившейся привычке, чем по здравому размышлению.
Вчитываясь в историю, мы убеждаемся, что законы, хотя они по существу не что иное как договоры свободных людей или по крайней мере должны быть таковыми, служат в основном инструментом выполнения желаний ничтожного меньшинства или же удовлетворения случайной и преходящей потребности. Но никогда еще законы не были результатом объективного исследования человеческой природы, что позволило бы сконцентрировать с их помощью усилия большинства людей для достижения единой цели и рассматривать эту цель исключительно как наивысшее счастье для максимально большего числа людей. Счастливы те немногие нации, которые, не дожидаясь, пока неспешный ход человеческой истории и связанные с ним перемены в отношениях людей повлекут за собой постепенный поворот от зла, дошедшего до крайнего предела, к добру, сами ускорили этот поворот, насаждая хорошие законы. И философ, который отважился бросить людям из глубины своего полутемного и уединенного кабинета первые и долго не дающие всходов семена полезной истины, заслуживает людской признательности.