О робком коллекторе Вите
Подойдя к нужной двери, Витя долго не решался позвонить. Он несколько раз подносил палец к потертой пластмассовой кнопке и замирал. Противное липкое ощущение насилия над собой дрожью и румянцем оседало на коже, и заставляло сердце работать в режиме «полный вперед» на холостом ходу. Кровь вместе со страхом давили на глаза и уши, и Витя дышал как рыба, оказавшаяся без воды в пространстве, заполненном морем. Выкрашенная в скучный серый цвет железная дверь выглядела безнадежно, и мутная линза глазка, и потрескавшаяся краска стен, и тусклый свет от лампочки без плафона вторили ей расстроенным минорным аккордом. Витя продолжал топтаться, не в силах исчезнуть с этой лестничной клетки, и отчаянно мечтал о свободе, которая может случиться. Когда-нибудь потом. После того как он нажмет на кнопку. И он позвонил. Буквально лишаясь чувств от прилива адреналина. Несколько вечных мгновений ничего не происходило. За дверью царила звенящая тишина. И Витя, захлебнувшись искусственной смелостью, позвонил еще раз. И вновь ни звука. Только внутри громко били барабаны, зазывая кинг-конгов. В болотной акварели реальности блеснул робкий лучик света. Неужели никого... Бодреющий Витя позвонил в третий контрольный раз. Дверь осталась безучастной. Никого, радостно подтвердилось внутри. Свобода щедро хлынула из всех отверстий негерметичного этажа. И Витя, почти счастливый и почти выровнявший давление, перескакивая через ступеньки, ринулся вниз. Последний раз он испытывал подобную радость, на приеме у стоматолога, когда тот перенес прием на несколько дней. Вот она удача! Самый трудный абонент в сегодняшнем графике просто отсутствовал. Витя вышел на улицу, достал ведомость, нарисовал синюю галочку в нужной графе и почти расслабленно задышал. Но увы, рабочий день только начинался. Он залез в маршрутку, сел на свободное место и тут же уступил его дряхлому старичку. Весь остаток пути Витю ворочали и терли, и он с тоской смотрел в окно на неоптимистичные улицы с серыми людьми. Вырвавшись из тесного салона, Виктор постарался распрямить плечи, но вышло не очень убедительно. Сверившись с картой в телефоне, он направился к искомому дому и удачно проскочил в подъезд вместе с приложившимся к домофону жильцом. Нужная дверь пугала не так сильно, как предыдущая, но Вите понадобилось ритмично посчитать до ста, чтобы войти в необходимый меридиан. Потом он нажал на звонок. В этот раз шаги за дверью послышались почти незамедлительно, и чей-то голос, наполненный уставшими эстрогенами, спросил: - Кто там? - Это из домоуправления, - хрипло произнес Витя домашнюю заготовку. Замок щелкнул, и сцену заполнил маленький мир обшарпанной прихожей. Посреди мира находилась она, с короткими и почему-то зелеными волосами, торчащими в разные стороны, в мешковатом рабочем комбинезоне, забрызганном краской, и с лицом, на котором отражалась борьба одухотворенного космоса с желанием съесть пирожное. Кроме того, в лице еще угадывалось нечто вопросительное. - Татьяна Евгеньевна? - с сипением спросил Витя. - Она самая, - кивнула зеленоволосая. - Проходите. Только не пугайтесь, у меня тут творческий беспорядок. Ну то есть, бардак. Виктор прошел. - Вы просрочили выплату по кредиту на целых два месяца, - неожиданно разборчиво сказал он. - На звонки банка не отвечаете. Нехорошо. Несколько секунд она смотрела возмущенно, но вдруг как-то сразу сникла и устало прислонилась к стене. - Не продаются. - Простите? - Картины не продаются, - отрешенно пояснила она. - Вы могли бы обратиться в службу поддержки. Есть много способов избежать неприятных процедур. А вы просто спрятались и... В общем, глупо это. Она с каким-то отчаянием взглянула на него, а потом внезапно схватила за руку и потащила за собой по коридору. Декорация прихожей тут же сменилась на достаточно просторный интерьер художественной мастерской. Окна без штор, светло, картины на стенах, полки с банками, тюбиками и щетками, на полу внушительный холст, прижатый по краям книгами и гантелями. На холсте разноцветные линии и завихрения в странных мазках и подтеках. Возле холста разнокалиберные чаши с красками. - Это недоделанное еще, - вздохнула она. - Никак не могу определиться с финальной эмоцией. Витя присмотрелся и в мозаике линий и завихрений разглядел грусть. - Почему на полу? - спросил он. - А где мольберт? - Моя техника с мольбертом не дружит. Я пишу ногами. - В смысле? - В прямом. Вот так, - она подошла к холсту, скинула резиновые шлепанцы, обмакнула босую подошву в одну из чаш, примерилась и легко провела ступней по картине. Свежая лазурь добавила уже засохшей грусти немного надежды. - Интересно, - воскликнул Витя. - А разве руками не удобнее? - Конечно удобнее, - вздохнула художница. - Просто руки - это банально. А ноги - недооцененный инструмент. Ноги - это рабы наших замыслов. Они каждый день носят нас с места на место, делают тысячи и тысячи шагов, месят грязь на пыльных дорогах. Они поднимают нас в горы, не дают опоздать на свидания. Я их освободила. Я дала им возможность творить. Татьяна снова окунулась в краску и сделала несколько смелых штрихов, четко касаясь холста кончиками танцевально вытянутых пальцев. Потом вытерла ступню ветошью и обулась. Витя уже по-новому взглянул на развешанный по стенам вернисаж. Одно из полотен как-то сразу притянуло его. В лиловом море скользила призрачная лодка. Тяжелое небо рассыпалось под лучами далекого маяка. И хотелось, очень хотелось до него добраться. - Сколько стоит? - почти шепотом поинтересовался он. Она проследила за его взглядом. - Ах, эта... Даже не знаю. Вам понравилось? Витя достал из сумки ведомость, сверился с записями. - Татьяна Евгеньевна, вы задолжали банку пять тысяч восемьсот сорок рублей. Давайте так.... Я погашу эту задолженность. А взамен возьму данную картину. Идет? Космос в ее лице блеснул двумя голубыми звездами. - Пять восемьсот за маяк перед грозой? Дешево же вы цените искусство. - Увы, больше у меня нет. - Хорошо, хорошо, я согласна,- тут же сдалась она. - Вы правда ее купите? Витя кивнул. - А свои произведения вы тоже ногами подписываете? - Автографы я оставляю здесь. Видите? - она показала на отпечаток в нижнем углу картины. - Это мой уникальный и неповторимый большой палец правой ноги. - А кто еще об этом знает? - спросил Витя. - Ну, - смутилась она. - Вообще то, я не очень известный художник. - Значит, договорились? - Конечно. Спасибо вам большое, - торопливо заверила она, а потом смутилась и добавила. - Надеюсь, вы не из жалости ее купили? Витя несмело и мимолетно посмотрел ей глаза. - Ваши ноги прекрасны. То есть я хотел сказать, техника живописи. То есть, картины. Мне очень понравилось. Правда. В космосе вдруг родилась легкая зыбь, и Витя услышал что-то похожее на всхлип. - Извините, - влажным голосом сказала Татьяна. - У меня просто очень давно ничего не покупали. - Может стоит... почаще показывать, как вы творите, - улыбнулся Витя. И направился к выходу. - Постойте, вы забыли..., - окликнула она. - Я сейчас на работе. Будет неудобно. Я заеду на днях, заберу. Вы же не сбежите? - Нет, не сбегу, - сказала Татьяна. - Заходите в любое время. Витя еще раз облучился сиянием голубых солнц, вздохнул и открыл дверь. - До свидания. - До свидания, - тихо отозвалось ему в спину. - А вы точно коллектор? *** И снова дверь. На этот раз обшитая дерматином. Облезлая, ветхая и совсем одинокая. Витя тяжело перевел дыхание и попытался найти звонок, но вместо кнопки из хлипкого косяка застывшими изваяниями торчали два проводка. Он постучал. Потом решился и постучал погромче. - Иду, иду - раздался дребезжащий голос изнутри. И еще несколько пошаркиваний, хрустов и скрипов. Дверь со стоном и очень нехотя отворилась, и на пороге оказался маленький согбенный дедок. На голове белым прозрачным пухом доживали свой век последние волосы, а вот брови были густы и кустисты. Светлые глаза смотрели строго. - Вам кого? - Константин Михайлович? - стараясь блюсти необходимую твердость, спросил Витя. - Это я. С кем имею честь? - Я из службы по возврату кредитных долгов, - твердость была на грани. - Долгов? - брови взметнулись вверх. Узор глубоких морщин поменял текстуру. - Константин Михайлович, три месяца назад вы купили телевизор. Выплат по кредиту, выданному вам, так и не последовало. - Вот оно как, - прошамкал дедок. - То-то мне в последнее время звонят часто, про какие-то долги напоминают. - Сумма немалая. Сорок тысяч. Месячный платеж составляет три тысячи пятьсот рублей. - Сорок тысяч, - повторил старик, словно пытаясь вообразить эту цифру. И после паузы. - А ты чего на пороге стоишь? Проходи. В прихожей было скудно и пахло неразделенной старостью. - Давай, заходи в комнату, не стесняйся,- позвал хозяин. Древний стеллаж из ДСП, под стать ему кровать под цветастым покрывалом. На стенах обои с выцветшими вензелями и несколько фотографий в простых рамках. На полу скрипучие доски, выкрашенные в желтый цвет. И телевизор на тумбочке. - Этот что ли сорок тыщ стоит? - спросил Константин Михайлович. Витя сглотнул. Судя по очертаниям, искомый прибор был сделан еще до его рождения. - А другого у вас нет? - А ты пошукай по моим хоромам, авось найдешь, - в голосе пенсионера послышался лязг шестеренок под маслом издевки. - То есть, вы хотите сказать, что никакого телевизора три месяца назад не покупали? - остатки самообладания Витя пытался вытолкнуть на поверхность. - О, не зр