Пролог
Бесконечный лабиринт - изнанка того мира, в который попадает каждый человек, когда засыпает. Подобно гигантской паутине, он соткан из множества длинных коридоров: горизонтальных, вертикальных, диагональных и абсолютно идентичных.
Все они были безжизненными, стерильными, как считал Столос. Да, стерильные было самым подходящим словом. Оно вбирало в себя всё: звенящую тишину, которая всегда стояла в коридорах, режущую глаза белизну стен и потолка, и холод, исходивший откуда-то из глубин лабиринта, оттуда, куда даже он, существо довольно могущественное, не мог попасть. Впрочем, он особо не стремился. Куда больший интерес для Столоса представляли многочисленные двери. Сотни дверей расположенные по обеим сторонам каждого коридора. Деревянные, металлические, стеклянные, да какие только угодно! И все разные. Нет ни одной одинаковой. Похожие - да, но никогда не идентичные. Двери - вот что заставляло Столоса вновь и вновь возвращаться в этот неприветливый, опасный лабиринт. А вернее то, что была за ними - людские сны.
Хорошие сны или плохие, вещие или совершенно абсурдные, но все они говорили о человеке куда больше, чем мог сказать он сам. Во сне каждый смертный становился настоящим собой. И ему, Столосу, открывались все самые сокровенные, потаённые мысли людей, он видел их нагие, ничем не прикрытые души. С упоением наблюдал за метаморфозами, которые происходят с человеком, когда он освобождается от всего, что сдерживает его в реальном мире и плыл по течению своего внутреннего Я.
Мягкие шаги в очередной раз разрушили беззвучную идиллию лабиринта. Их эхо отражалось от стен, ползло по глянцевому шахматному полу и обволакивало каждую дверь, встречающуюся на пути. Высокая фигура приблизилась к одной из них. Матовая металлическая дверь с множеством различных замков. О, Столос её обожал! Такая необычная, такая сложная, неприступная. Эта дверь изо дня в день бросала ему вызов - каждый раз новые замки, каждый раз новая загадка. «Что же ты приготовила на этот раз?» - тихо произнёс Столос, склонившись над первым замком.
Глава I
Гера громко чихнула, чуть было не сделав лишний мазок кисточкой по холсту. Шмыгнув носом, она решила, что это знак - пора заканчивать работу и возвращаться домой. Одиннадцать вечера, а ведь она обещала маме, что будет дома максимум в восемь. Она наверняка звонила домой, проверяла, а теперь волнуется. Девушка взяла мобильник в руки, на которых уже давно засохла краска. Увидела кучу пропущенных вызовов и гневных сообщений от мамы, сглотнула. Проведя рукой по медно-рыжим волосам, Гера постаралась войти в образ «сонной клуши» и набрала номер мамы.
- Гера, ты где? - не прошло и двух гудков, как раздался взволнованный женский голос.
- Дома. Сплю, - она делано зевнула. - Прости, я не слышала, что ты звонила...
- Что же ты мне не позвонила, когда домой вернулась? Я же переживаю!
- Прости, я забыла. Сложный портрет был. Измотал меня.
- Ну ладно, ладно. Спи. Я к тебе утром заскочу, так что долго не спи.
- Хорошо, мам. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, милая.
Завершив разговор, Гера глубоко вздохнула. Пронесло. Вот что значит давать человеку свободу! С тех пор, как Гера сняла квартиру и ушла от родителей, она стала возвращаться туда совсем поздно. Только для того, чтобы поспать. Было бы ещё лучше, если бы ей разрешили заставить всё своими картинами, красками и инструментами, но хозяйка квартиры сказала, что «не потерпит, если вся мебель провоняет этой химией, так ещё и если на полу или на мебели будет хоть капля краски!». Поэтому девушке не оставалось ничего другого, кроме как снять маленькое старое помещение для своей мастерской. Тщательно помыв руки, Гера с удовольствием огляделась. Всё заставлено картинами. У противоположной стены стоит потрёпанный диван - его ей завёз папа с работы. Возле умывальника стоял стол, на котором лежали все принадлежности Геры. А в самом центре - мольберт с незаконченным портретом. Завтра уже точно нужно его закончить, заказчик в нетерпении. Но художница так любила прорабатывать каждую мелочь, каждую деталь, совершенствовать свою работу, что зачастую сильно затягивала. У неё задерживались только те клиенты, которые признавали её мастерство и за результат готовы были потерпеть. «Вот закончу с этим заказом, а потом снова продолжу ту картину» - подумала Гера со сладостным предвкушением. Взгляд обратился к полотну, завешанному старым полотенцем. Вновь возникло желание бросить всё к чёрту, сесть именно за эту работу и проработать до самого утра, но художница всё-таки смогла сдержать этот порыв. Надев кожаную куртку, валявшуюся на диване, Гера выключила свет и вышла из мастерской.