— Знаю.
— Сигрун тебя вылечила? Я не знала, что она умеет.
Я качаю головой.
— Нет. Нет, но она сказала что знает, есть ли на ком-то печать смерти, и на мне… ее нет.
Улыбка Сарры исчезает.
— Тогда почему ты сказала, что обмороки тебя убьют?
— Либо это была ошибка, либо мне лгали.
Сарра моргает и поворачивается.
— Пойду раздобуду нам бренди.
Рассказав ей все, я еще раз убеждаюсь, что перешла в истории с родителями точку невозврата. Знали они правду или нет, они просто сдались.
— Ты собираешься поговорить с Эриком? То есть, хорошо, что ты всегда будешь приходить в себя, но Сигрун права, риск смерти остается. Быть Валькирией и так слишком опасно, чтобы еще и падать в обмороки.
— Знаю. Я поговорю с Эриком, но я не могу рисковать раскрытием моей магии памяти, и уверена, что эти две вещи связаны.
— Ты волнуешься, что если закончатся обмороки, ты потеряешь доступ к галерее ледяных скульптур? — спрашивает она.
— Да.
— Может, стоит с ней попрощаться? Ради твоей же безопасности.
Это слишком сложный вопрос, так что вместо ответа я пожимаю плечами.
— Не знаю. Думаю, мне надо обдумать это как следует, — будет ли галерея правда полезна здесь? Не знаю, есть ли там что-то на присутствующих здесь, но даже если так, разве я хочу жить, шантажируя кого-то, манипулируя ложью и секретами?
Возможность хранить большое количество информации помогает мне учиться, но разве вспомнить точный рецепт настойки против инфекций важнее, чем оставаться в сознании под водой, в воздухе или поднимаясь в гору? Все справляются с этим и без магии.
Я опускаю взгляд на поясную сумку. Если мы проберемся в архив, мне понадобится магия, чтобы запомнить всю информацию, что мы там обнаружим. Никто другой не справился бы с этим, не записывая на бумажку. Часть меня абсолютно уверена, что именно поэтому Фезерблейд показал мне Сокровищницу. Потому что Фезерблейд знает, что на такое способна только я и никто другой.
— Я вроде как обокрала Сигрун, — признаюсь я и опрокидываю остаток бренди.
— Чего?
— Там лежали в сторонке какие-то ключи, и я подумала что они от остальных комнат в Гнезде Грифона и забрала их.
— Зачем тебе было так делать?
— За минуту до этого она сказала, что я не умру и вся моя предыдущая жизнь была ложью.
— Ты не знаешь наверняка, что тебе лгали.
— И все равно я жила во лжи. А Каин честный.
— Так ты ради него украла ключи? — нотки ужаса слышны в ее голосе, и я качаю головой.
— Нет. Фезерблейд показал мне Сокровищницу с какой-то целью. Думаю, там есть что-то, предназначающееся мне, и только я смогу туда пробраться.
— Тогда тебе придется заключить с Каином сделку, — говорит она.
Я удивленно смотрю на нее.
— Так ты думаешь, мне стоит это сделать?
Она усмехается.
— Нихрена подобного. Но я уверена, что так ты и поступишь.
Она права. Каину это тоже известно. Он знал об этом давным-давно.
— Он сказал что был заточен здесь двести лет, обследовал каждый дюйм Фезерблейда и ни разу не увидел Сокровищницу. Камера в катакомбах позволила мне его выпустить, а потом коридор привел нас прямо куда нужно. Фезерблейд хочет, чтобы я вошла в нее.
— Тогда ты должна убедиться, что когда он получит желаемое, он никому не навредит. Должна взять контроль в свои руки.
— Контроль? — я округляю глаза. — Контроль над Каином? Я только что видела, как он до усрачки перепугал моего бессмертного папашу. Уж поверь мне, никто не может контролировать Каина, — говорю я.
— У тебя есть что-то, что ему нужно, помимо доступа в Сокровищницу? — спрашивает она.
Я задумываюсь.
— Да. Я думаю, я храню секрет, который ему пообещала моя семья. Не знаю, о чем именно речь, но полагаю, он хранится где-то в галерее, раз родители пообещали его в оплату. Но он не должен знать о магии памяти, иначе получит полную власть надо мной.
Она вздыхает.
— Ну, надо постараться придумать что-то, чтобы с ним поторговаться.
Я киваю. Она права.
— Брунгильда говорит, я должна учиться у нее магии льда, — после долгой тишины говорю я.
— И Брунгильда права. Нельзя снова вот так потерять контроль, — отвечает Сарра.
— Знаю.
— Я правда надеялась увидеть твою медведицу сегодня, — тихо говорит Сарра после очередной долгой тишины.
Разочарование прокатывается по мне.
— И я. Может, она приходит только когда моя жизнь в опасности. А потеря мной остатков достоинства — недостаточная причина.