Никто не шевелился, слушая Асино молчание и лунно звеневшую гитару.
- Я страшусь суда твоего, я прошу любви твоей! - спела она, помолчав, и снова склонилась над гитарой, словно внимая ее советам и увещеваниям, и вдруг снова зашептала, сердясь и требуя выслушать и рассудить, заторопилась, не теряя, однако, внятности: - Разве найдешь в моей утренней жизни злобу? Высокомерие? Коварство? Или зависть?
Гитара тоненьким голоском испуганно взвизгнула: ай! Ася склонилась к ней еще ближе и зашептала еще требовательнее:
- Разве назовешь сокрушительную самоуверенность - глупостью? И щедрость глупостью? И доверчивость - глупостью?
- Ай! - пискнула гитара.
- Разве обругаешь кораблик без якоря грубым словом?
- Ай!
- И птицу без гнезда?
- Ай! Ай!
Тогда Ася отстранилась от гитары, накрыла ладонью умолкнувшие струны, дала знак сыну, Шурка понял, выключил электричество, и все увидели, что в открытое окно из теплой ночи смотрит новорожденный месяц.
Раскачиваясь в свете месяца, блестя глазами, Ася затянула без аккомпанемента, сильно и тягуче, похожим на заклинание речитативом:
О старость моя
пощади меня
не суди меня
а я сохраню для тебя
и принесу тебе
и сложу у порога твоего
лучшие сокровища мои
алмазную злость мою
и звонкое золото умелой насмешки
и будешь ты неуязвима
в привязанностях своих
Сережа делал круглые глаза и жаловался:
- Дикий репертуар! Где она выкапывает такие песни?! В каком омуте она выуживает вдохновение?! Я законный муж или нет? Я должен знать? Как, по-вашему?
Ах, какой был чудный вечер! Отодвинули стол, чтобы танцевать, и танцевали, а лучше всех сибиряк Сережа танцевал фрейлехс под мелодию гопака, и совпадало. Все подпевали ему "Гоп, куме, не жу-рыся!..", хлопали в ладоши. Он по всем правилам сунул большие пальцы под мышки, изогнул спину, подбрасывал, и выворачивал ноги, и с каждым подскоком взглядывал на подметку с хитренькой своей улыбочкой - не протерлась ли, всем на удовольствие, и надвигался то на тещу, то на свояченицу, то на жену, а чаще на девочку. Она пятилась от него, смеялась. Гоп, куме, гоп! Гоп!
- Ася, почему ты не привела Людмилу? Вы спели бы "Темную ночь" или "Эх, дороги...".
- Баба, ты отстала на сто лет! Они теперь шмаляют медицинские песни, даже я краснею.
- Люся сегодня дежурит.
- Приведи ее, пусть она измерит мне давление.
Гоп, куме, гоп! Гоп!
Зюня не приходил. Саул Исаакович весь вечер ждал его, старался держаться поближе к двери, чтобы самому встретить, но тот не приходил.
"Я был прав,- наконец решил он.- Они там сидят у Мони и ждут смерти, а никто не собирается умирать..."
Он пошуршал в кармане обрывками записки "Гриша! Горе!.." и вытащил один-погадать на удачу. Выпало слово "очень", ничего не говорящее.
Зюня не пришел, когда все сели за сладкий стол вокруг костра хрустиков, вокруг орехового торта и печенья величиной с перепелиное яичко, вокруг подноса с полными стаканами чая, в каждом из которых, как истинное солнце, сиял кружок лимона.
Он не пришел, когда стали расходиться, заворачивать, кто во что сумел, Гришины подарки.
- Что же мне дать вам, я расстроен! - говорил Гриша Аде с Сеней.
- Оставьте, не беспокойтесь!..-жеманничали те. От огорчения Гриша ткнул пальцем в бок своего пустого чемодана, чемодан сплюснулся, в нем сработала какая-то пружинка, он сам по себе сложился втрое и еще раз, теперь вместо него лежал на тахте небольшой клетчатый портфельчик - как в цирке, все ахнули.
- Что, подарить вам чемодан, вы возьмете?..
- Забавный чемоданчик!..-Они взяли чемодан и остались довольны.
Зюня появился на улице, когда вышли на трамвайную остановку, дождались трамвая, а из него выскочил Зюня. Остались, чтобы поговорить с ним, поехать на следующем - приятный теплый вечер, и по-вечернему пахнет цветущая акация, и Зюня всегда остряк.
- А, Зюня! Как дела, Зюня?
Все думали, что Зюня вскинет руки, что Зюня громко вскрикнет:
"Дела? Как сажа бела!-Или:-Дела идут, контора пишет!"-Или что-то еще из того, что сто раз слышано, но почему бы не услышать еще сто раз. Однако нет.
- Кларочка скончалась. Все ахнули.
- Кларочка! - Но не почувствовали. Они были сыты и пьяны, и руки их были полны подарков, и была теплая ночь, и пахла акация. Они почувствуют смерть Клары лишь завтра, и то не с утра, а когда устанут, когда праздник выгорит дотла, когда пепел воспоминаний не будет перелетать с одного лица на другое, с одной приятной минуты на другую, а разлетится вовсе - то ли было, то ли не было.
Зюня взял Гришу под руку, отвел в сторону, и они там о чем-то поговорили в стороне.
- Кларочка!.. Боже мой!..
Саула Исааковича слегка кольнуло, что Зюня никак не обратился к нему - ни упрека, ни намека, ни даже укоряющего взгляда. Но только слегка - слишком удачным получился этот украденный у горя вечер, и Саул Исаакович чувствовал себя правым.
Гриша стал прощаться, целовался с каждым-он уже завтра улетает в свою Америку.
- Будьте здоровы! Спасибо за встречу, за прием, за то, что имели обо мне память! До будущего года, до скорого свидания! Гуд бай!
К их остановке со стороны моста подкатывал пустой трамвай, Гриша с Зюней перебежали улицу. Все смотрели, как они поднялись в вагон, как уселись рядом, как Гриша махал им, когда трамвай, рассыпав при повороте искры на цветущие акации, повернул за угол.
- Гуд бай! Гуд бай!
Tрамвай ушел, а все еще долго смотрели на темную за поворотом улицу. Что думает Гриша? Что чувствует он, навестивший родину? Понравилось ли ему у нас? Будет ли скучать? Кто знает, что может чувствовать он, проживший почти всю свою жизнь так далеко!.. Гуд бай, гуд бай!.. Хороший человек, но как знать, что чувствует?..
- А где Шурик?
- Они давно убежали пешком!
- Не так давно, я слышу их шаги и их разговор на мосту.
- Ну, пусть идут!
- Конечно, пусть.
- Смотрите, такси!
- Вы поедете?
- Такси!.. Останавливай! Такси, такси!.. Давайте, Сережа, Ася, завезем вас тоже!.. Ну, мама, папа, тетя Маня! Спокойной ночи, пока!..
- Будьте здоровы! Пока! Поцелуй девочек! Скажи, что я возьму их в зоосад!..
- Ни в коем случае, папа! Никаких зверей! В прошлый раз они ночью не могли уснуть от впечатлений!..
- Странно!..
Молодежь укатила. Два красных огонька были видны на горе улицы довольно долго...
- Ой, как я устала, ой, моя спина!.. Наработалась, как лошадь!..
- Идемте спать. Сколько сейчас времени?
- Двенадцать, наверно. Или час...
- Спать, спать!
- Брат, сорви мне веточку акации, достанешь?
- Пожалуйста, на!
- Братик, Рива, я прошу вас, не ходите завтра провожать Гришу, я прошу вас! Я хочу одна проводить его, мне надо кое-что сказать ему, кажется, я имею право!
- Эгоисточка! Ты всегда найдешь, что урвать для себя!
- А Зюня, сестра? А Моня? Ты с ними сможешь договориться?
- Я думаю, им завтра будет некогда... Дайте мне слово, что вы не пойдете, иначе я не усну!.. Суля, Ривочка! Если бы не было для меня крайне важно, разве я стала бы вас просить, разве вы меня не знаете!
- Ты всегда с причудами!
- Мы не пойдем,не волнуйся,если тебе важно, мы не пойдем.
- Мы свое дело сделали, приняли, слава богу, кажется, не очень плохо...
- Что ты говоришь, ты изумительно все сделала! Был исключительный вечер, редкостный! Кто еще так может? Когда ты захочешь, тебе нет равных!
- Хорошо, мы не пойдем. Но братья его, я уверена, улучат минутку.
- А мне сердце говорит - нет! Сердце подсказывает. Спокойной ночи!
- Ты не боишься в парадном одна?
- Нет, нет! Кого мне бояться? Так я с вами договорилась?
- Иди, иди, эгоисточка! Договорилась. Спокойной ночи! Заходи завтра, не стесняйся! Расскажешь.
- Да, да, спокойной ночи!
- Спокойной ночи!
Саул Исаакович и Ревекка подождали, пока в Маниных окнах зажегся свет, и пошли к своему дому.