4. В мартовском «Текущем моменте» мы затронули проблему различения правды и лжи, которая в понятийном аппарате библейской концепции управления была обозначена статьёй столичного политолога С.Кургиняна «Правда — почти как смерть!» Поскольку проблема остаётся неразрешённой в том смысле, что её освещение не вышло за пределы столичной аналитики, то три месяца спустя газета «Известия» № 126 от 20.07.02 г. снова вернулась к этой проблематике в статье штатного обозревателя Ю.Богомолова «Тяжёлый случай»
«Правда там, куда нельзя, правда в той комнате Синей Бороды, которая заперта и в которую неразрешено под страхом смертной казни заглядывать. Правда — это то, что скрыто, спрятано, закопано и находится под семью печатями. Или под грифом “Совершенно секретно”. Правда — прежде всего запретный плод. Сейчас, пока мир, она в открытом доступе, и везде её можно увидеть. Или не увидеть. Или не узнать, встретившись с ней».
Если читатель спросит, что же всё-таки представляет собой явление концептуальной неопределённости, то цитированное выше — самый яркий её образец, поскольку автор статьи не в состоянии определиться: так всё-таки «правда скрыта, спрятана, закопана и под грифом СС, или она — в открытом доступе и её везде можно увидеть?» Тем не менее для большинства современных публицистов и политологов проблема «Правды» действительно всегда — «тяжёлый случай», потому что правды-истины «вообще» не существует, ибо истина всегда предметна, конкретна и потому она — в открытом доступе и её можно увидеть. Было бы желание. Вопрос существования или отсутствия правды-истины разрешается в конкретных жизненных обстоятельствах, а не в абстрактных рассуждениях политических обозревателей. И поскольку конкретная правда-истина для представителей прессы, обслуживающих «элитарные» кланы всегда нравственно неприемлема, то её различение на фоне постоянной лжи СМИ действительно «тяжёлый случай». И чтобы обвинение в отсутствии различения у политических обозревателей не были голословными, процитируем Ю.Богомолова дальше:
«Перед нею (по контексту — правдой-истиной) и пасуют наши старые новые правые. По крайней мере, те, которые всё время на публике, на политической авансцене. И все вместе, правые и левые, накануне избирательных кампаний дружно и радостно становятся в боксёрскую стойку. Потому что выборы — это как бы снова война. Притом гражданская. Хотя и холодная. Но опять же, боюсь, не на жизнь.
… У Бабеля есть неоконченный сценарий про Беню Крика, которого молодой большевик пытается обратить в марксистскую веру. Он ему притаскивает тома Маркса, Энгельса, брошюры Каутского, Плеханова. Беня на них не взглянул. «Ты, — говорит, — не носи мне книги, ты мне людей покажи».
Где и когда обозреватель «Известий» видел большевика с томами Маркса и Энгельса, да ещё пытающегося обратить в марксистскую веру еврейского уголовника Беню Крика? Так можно дойти и до одиозного понятия «еврейский большевик». «Еврейский большевик», как бессмысленное словосочетание конечно может существовать… в литературе, но еврейский писатель Бабель писал в основном о меньшевиках-троцкистах, а истинных большевиков-сталинистов, которые в меру своего понимания даже в время гражданской войны сопротивлялись р-р-еволюционному напору троцкистов, он просто не замечал, поскольку их цели в отношении будущего России были для него нравственно неприемлемы.
5. «Люди выразительнее идей. — продолжает Ю.Богомолов, — Особенно когда речь идёт о публичной политике. Здесь — хочешь не хочешь — приходится пить с лица. Но лица такие — что хоть от жажды помирай.»
Последняя фраза политического обозревателя, выделенная нами жирным шрифтом, многого стоит. В предыдущих номерах «Текущего момента» не раз говорилось, что Концепция Общественной Безопасности (КОБа) является альтернативно-объемлющей по отношению к библейской концепции управления, что означает: все приверженные мировоззрению калейдоскопа в меру своего понимания работают на себя, а в меру своего непонимания на носителей мозаичного мировоззрения. Другими словами, сами того не понимая, они несут основные положения КОБы обществу. Это как раз и делает в своей статье Ю.Богомолов, поскольку его слова несут в себе (пусть и неосознаваемую) негативную оценку всей современной кадровой базы сформированной библейской концепцией управления. Но более того, поскольку одним из главных положений объемлющей концепции является утверждение о том, что написанное слово — мёртвое (отсюда название КОБы — «Мёртвая вода»), то цитируемый выше фрагмент статьи обозревателя «Известий», вне зависимости от того, хотел автор этого или нет, показывает, что «вода живая» проникает в общество через живую речь и потому она всегда личностно «окрашена». Понятийный аппарат любой концепции управления формируется на основе индивидуальных образов по отношению к её основным положениям. И речь в этом фрагменте статьи Ю.Богомолова по существу идёт даже не столько об ущербности всей кадровой базы библейской концепции управления (левые и правые — в общепринятой марксистской терминологии), сколько об ущербности калейдоскопического библейского мировоззрения, поскольку мировоззрение — в образах, а миропонимание — во взаимном соответствии лексики образам.
6. Может так обстоит дело только в России, где КОБа имеет достаточно много своих сторонников, а на библейском Западе это правило не действует?
В последнее время за рубежом особой популярностью пользуется итальянский писатель Умберто Эко (1932 г. рождения). В 1980 году профессор Умберто Эко опубликовал свой первый роман — “Имя розы”, принёсший ему всемирную литературную известность. К настоящему времени роман переведен на 30 языков и издан общим тиражом более десяти миллионов экземпляров. На основе этого романа создан фильм, который уже не раз шёл по центральным каналам российского телевидения и по его сюжету были даже сделаны «Куклы». Может возникнуть вопрос, почему именно этому писателю на Западе и в России уделяется столько внимания? «В мировом научном сообществе профессор Эко, преподаватель Болонского и почётный доктор многих иностранных университетов, знаменит в первую очередь своими работами по медиевистике, истории культуры и семиотике. Учёный не часто высказывается на темы этики и общественной морали», — сообщается в предисловии к недавно вышедшей у нас его книге «Пять эссе на темы этики».
«Суть лингвистической задачи сводилась к следующему: существуют ли “семантические универсалии”, то есть элементарные понятия, общие для всего человеческого рода и находящие выражение на любом языке. Проблема эта не так уж легкоразрешима, если учесть, что во многих культурах отсутствуют понятия, кажущиеся нам очевидными.»
Это фрагмент из первого эссе под названием «Когда на сцену приходит другой», которое можно интерпретировать и как неосознаваемое предчувствие появления концепции, альтернативной Библии, тем более что эссе родилось из письма-ответа кардиналу Карло Мария Мартини. Так о чём же пытается поведать миру профессор Эко? О том, что он подозревает, но сомневается в том, что существуют предельно обобщающие понятия, из которых разворачивается понятийная система всякого мировоззрения и миропонимания, будь оно калейдоскопическим или мозаичным. В КОБе определены три таких «элементарных понятия», которые составляют основу мозаичного миропонимания — материя, информация и мера. В калейдоскопичном библейском миропонимании таких «элементарных понятий» четыре — материя, энергия, пространство и время. И вот Умберто Эко, естественно сторонник библейского калейдоскопического мировоззрения, начинает рассуждать об «элементарных понятиях», присущих мозаичному миропониманию.
«В последнее время стало известно, что в электронике цепочки сообщений способны пересылаться с одного физического носителя на другой, не утрачивая невоспроизводимых параметров, и похоже даже, что в то мгновение, когда, покинув один физический носитель, они не успели запечатлеться на втором, они существуют в виде чистого алгоритма».