Закусив губу, Холли снова посмотрела на дверь. Было уже начало одиннадцатого, когда она проснулась ... а Джастин работал на кухне, казалось, уже несколько часов. Должно быть, уже за полночь. Проснувшись, она почувствовала страшный голод, но прошло достаточно времени, чтобы голод превратился в тошноту. Будучи диабетиком, она всегда питалась по строгому режиму. Пропускать еду не разрешалось, так что она к этому не привыкла. Эта мысль заставила ее взглянуть на Джию, которая сидела на диване рядом с ней.
Словно почувствовав ее внимание, женщина повернулась к ней.
Холли замялась, а потом сказала: – Я не проверяла моей крови с тех пор ...
– Ты больше не диабетик, – торжественно заверила ее Джиа. – Наночастицы восстановили твою систему, удалив все болезни или недостатки. Тебе больше не нужно будет тестировать кровь или принимать инсулин.
Холли смотрела на нее, пока эти слова крутились у нее в голове. Больше никаких уколов инсулина, никаких анализов на сахар в крови. Она больше не будет следить за каждой мелочью, которую ест, и не будет соблюдать строгий режим приема пищи. Она была нормальной.
«Нормально», – слабо подумала она, и это было приятно. Как и другие люди, она теперь могла есть, что хотела и когда хотела. Она наслаждалась этой мыслью до тех пор, пока ей не пришло в голову, что она вообще не была нормальной. Ей нужна кровь, а не инсулин, напомнила она себе и нахмурилась.
По правде говоря, Холли полагала, что сменила одну болезнь на другую. Вместо того чтобы вырабатывать недостаточно инсулина, ее тело теперь не могло вырабатывать достаточно крови, чтобы поддерживать нано, которые вторглись в него. Вместо уколов инсулина она должна была принимать кровь, внутривенно или через зубы.
Обучая ее распознавать разницу между жаждой пищи и жаждой крови, Данте и Томаззо сказали, что она может даже пить кровь, если это необходимо, и что бессмертные без клыков делают это. Однако мысль о том, чтобы выпить его, была ужасно непривлекательной. Холли не понимала, почему, ведь она дважды чуть не набросилась на мужа, а потом на Джастина в поисках жестяной субстанции. Тогда это не казалось непривлекательным. «Ну, если быть честной, это не было похоже на то, что она представляла, как кусает их горло и позволяет их теплой крови течь по ее языку и вниз по горлу», – подумала она сейчас. На самом деле, она даже не была уверена, что это произошло бы, если бы она укусила их. Во рту у нее, конечно, не было крови, когда она кусала пакеты. Ее новые клыки, казалось, всасывали ее, как соломинку, даже не пробуя на вкус.
Итак... она больше не страдала диабетом, но и не была нормальной.
– Я прожила долгую жизнь, Холли, – неожиданно сказала Джиа тихим голосом, чтобы не мешать Данте и Томаззо смотреть телевизор. – И если я чему-то и научилась за все это время, так это тому, что никто не считается нормальным настолько, как ты думаешь. Каждый человек – это другое существо с разными трематодами или тиками, физическими или умственными, – сделав короткую паузу, и усмехнувшись, она добавила: – Кроме того, это нормальное явление похожее на здравомыслие, сильно переоценивают. Прими свои различия, они делают тебя тем, кто ты есть, и ты мне нравишься.
Холли слабо улыбнулась и посмотрела на дверь, услышав, как кто-то прочищает горло.
– Ужин готов, – объявил Джастин, когда она увидела его в дверях.
Ее глаза расширились, когда она посмотрела на мужчину. Его лицо раскраснелось, волосы растрепались, словно он несколько раз провел по ним руками, а одежда была забрызгана разными продуктами. Но в нем чувствовалось и скрытое возбуждение. Он явно хотел, чтобы они увидели результаты его тяжелой работы.
– Ну, замечательно, – сказала Холли с улыбкой, как она встала. – Я умираю с голоду.
Данте и Томаззо, выключив телевизор и тоже встав, одобрительно загудели, хотя она не могла не заметить, что энтузиазма у них было немного меньше, чем у нее. Тем не менее, они подыгрывали друг другу, и даже Джиа встала, чтобы последовать за Джастином на кухню, хотя Холли знала, что женщина достаточно взрослая, чтобы больше не беспокоиться о еде.
Тяжелый запах карри ударил ей в нос, когда Джастин открыл дверь кухни, и желудок Холли, и без того тошнотворный, слегка взбунтовался. Сглотнув, она убедила себя, что желудок успокоится, как только в нем что-нибудь окажется, и подошла к столу, чтобы с любопытством посмотреть поверх него. Джастин сделал все возможное, используя, как она догадывалась, хороший фарфор их хозяев и даже сложил салфетки в причудливые маленькие фигурки, которые, как она подозревала, могли быть птицами. Там были свечи и накрытые тарелки, и это выглядело потрясающе.
– Садитесь, садитесь, – сказал Джастин, отпуская дверь, когда Джиа и мальчики вошли вслед за ней. Он бросился вперед, чтобы выдвинуть для нее стул.
Холли устроилась на стуле, бормоча слова благодарности, когда он подвинул его вперед, но она сосредоточилась на том, чтобы медленно вдыхать и выдыхать ртом, а не носом, в надежде унять тошноту. Дело было не в том, что еда плохо пахла, просто ее так тошнило от голода, что она не могла справиться с острыми запахами.
«Надо было съесть еще яблоко или еще что-нибудь, пока они ждали, пока Джастин закончит готовить», – с грустью подумала Холли. Он приложил столько усилий и был явно взволнован, ведя себя как ребенок, который сделал что-то для своей матери в художественном классе и представлял это, ожидая ее реакции.
– Все это выглядит красиво, – похвалила она, и это было, несомненно, верно. Хрустальные бокалы искрились в свете свечей, серебряные крышки на блюдах в центре стола блестели.
– Вино, – объявил Джастин, взяв уже открытую бутылку и наливая немного в ее бокал.
Холли прикусила губу, чтобы не отказаться. Она не любила вино. Вкус ей никогда не нравился, и это было хорошо, потому что при первом же глотке у нее всегда начинала болеть голова. Тем не менее, она благодарно улыбнулась Джастину и взяла бокал, как будто собираясь отпить из него, но затем просто держала его, пока он не налил вина Данте и Томаззо. Поставив стакан на место, она сглотнула и продолжила медленно вдыхать и выдыхать, чтобы справиться с тошнотой, с любопытством глядя на накрытые тарелки.
Джастин отказался говорить, что он собирается приготовить на ужин, настаивая, что это будет сюрприз, но на столе стояли три накрытые тарелки, корзинка с булочками и большая миска смешанного салата. Вид этого ободрил ее. По крайней мере, она могла съесть булочки и салат, чтобы хоть что-то проглотить и унять тошноту, прежде чем попробовать то, что он приготовил для них.
– Вот мы и на месте, – сказал Джастин, привлекая ее внимание к себе, когда закончил наливать вино в свой бокал, а затем отставил бутылку в сторону. – А теперь основное блюдо.
Как фокусник, выполняющий удивительный трюк, Джастин схватил серебряную крышку на самом большом блюде, которое стояло прямо перед Холли, и сорвал ее величественным жестом, полным гордости и ожидания.
Холли уставилась на него ... и их ужин, который смотрел на нее. Она увидела какую-то очень большую жареную рыбу, покрытую лимонами и чем-то похожим на зеленый лук. Из ее разинутой пасти торчало что-то похожее на зубчик чеснока. Кроме того, у нее остались кожа и плавники. Желудок Холли взбунтовался, и она вскочила из-за стола, тяжело дыша, и выбежала из комнаты, отчаянно пытаясь найти ванную, прежде чем ее вырвет. В основном желчью, с парой кусочков яблока, она была уверена в этом.
– Не думаю, что она любит рыбу, – сказал Данте в тишине.
Джастин оторвал взгляд от двери, за которой только что скрылась Холли, и в ужасе уставился на мужчину. – Но я знаю, что она любит рыбу. Так сказал Андерс.