Дед Болата был моряком-пограничником. Жена и сын Шарип жили вместе с ним в Лиепае. Второй сын — Аскер — остался у бабушки в Алма-Ате.
В июне 1941 года, когда началась эвакуация семей военнослужащих, дед Болата посадил жену и сына в вагон и больше их не увидел. Поезд попал под бомбежку. На родину, в Алма-Ату, пришло извещение о смерти жены, скончавшейся после ранения в больнице. О Шарипе ничего не было сказано. Ему в то время шел четырнадцатый год.
А дед Болата вместе с уцелевшими пограничниками попал в окружение и долго пробирался по лесам на восток, к своим. Во время этого перехода, длившегося больше двух месяцев, пограничники не раз встречались с первыми партизанскими группами. От партизан и услышал дед Болата про мальчишку казаха, который прижился в одном из отрядов народных мстителей и уже успел прославиться находчивостью и смелостью.
Дед Болата, слушая эти рассказы, вспоминал жену, сыновей Шарипа и Аскера и думал, что уж они-то в полной безопасности. До Алма-Аты даже на самолете фашистам не добраться.
Наконец пограничники перешли линию фронта. Получив назначение в новую часть, дед Болата послал домой письмо. Когда пришел ответ со страшным известием, он вспомнил про мальчишку казаха, партизанившего в Латвии, и твердо решил, что это его сын Шарип.
Проверить было невозможно. В Прибалтике хозяйничали гитлеровцы. После войны и дед Болата, и его отец — Аскер — предприняли все, чтобы найти хоть какой-нибудь след Шарипа, но ничего не смогли узнать. Он пропал без вести.
Вот какую историю рассказал Болат на пляже в Пумпури.
— И зачем только люди воюют! — вздохнула Катя.
— Как в кино получилось, — усмехнулся Язеп.
— А ты сам веришь в эту историю? — спросил Арвид.
— Я? — Болат снова вскочил, сжал кулаки. — Верю и найду!.. Нельзя человеку без вести! Муравей и тот след оставляет!.. Найду!.. Не может человек без вести!
— Слушай! — задумчиво произнес Арвид. — Поедем в наш поселок.
— Тихо! — Язеп приложил палец к губам и повторил: — Тихо! Торжественный момент! Мы присутствуем при рождении еще одного отряда юных следопытов!
Катя шлепнула его по плечу.
— Не мешай, Язеп! Это так интересно!
— До поселка — два часа в автобусе, — начал пояснять Арвид. — До болота — шесть километров пешком.
— Ой! — вырвалось у Кати.
— На острове я никогда не был, но вместе, думаю, доберемся. Лето сухое — воды в болоте мало, не завязнем. Там заночуем в лесу.
— Ой!
— И что ты все ойкаешь? — не вытерпел Болат. — Не хочешь — не ходи!
— Хочу, но страшно! — призналась Катя.
— Переночуем, — продолжал Арвид, — а утром осмотрим остров и, может быть, что-нибудь найдем.
Болат порывисто протянул Арвиду руку.
— Ты — друг! Ты — хороший человек!.. А он… пойдет?
— Язеп, ты как? — спросил Арвид.
— Я подумаю, — зевнув, ответил Язеп.
Арвид посмотрел на Катю.
— А ты?
— Пойду, только папа с мамой не пустят!
— Ну, это я улажу! — уверенно сказал Арвид. — С родителями легко договориться, если подход знаешь!
— А ты знаешь?
— Еще бы!
— Он мудрый! — усмехнулся Язеп. — Он у нас в школе председатель совета отряда! Не шутка!
Окончательно договорились в молочном кафе за столиком. У Болата было два рубля, и он заказал всем мороженое. Арвид на бумажной салфетке написал текст обращения к родителям:
«Уважаемые родители Кати Семеновой! Местный штаб красных латышских следопытов просит Вас отпустить в трехдневный поход Вашу дочь Катю для поисков следов юного партизана, героя Великой Отечественной войны.
Председатель совета пионерского отряда
Арвид Лейманис».
— Ну, как? — спросил Арвид, прочитав вслух свое сочинение.
— Ой, как хорошо! — воскликнула Катя. — Только переписать надо. На салфетке некрасиво.
— Переписать — толку не будет, — снисходительно возразил Арвид. — Надо перепечатать. Когда на машинке — действует на родителей безотказно!
— Мертвая хватка бюрократа, — скептически изрек Язеп.
— А мне? — спросил Болат. — Мне напечатаешь?
— Конечно! — ответил Арвид. — Текст тот же. Согласен?..
Через час они встретились у того же молочного кафе. Арвид пришел в парадной пионерской форме с красным галстуком, в начищенных до блеска ботинках.
В первую очередь пошли к санаторию, в котором отдыхали отец и мать Кати. Оставив всех у входа, Арвид поднялся по широким ступеням к стеклянной двери.
— Второй этаж! — напомнила ему Катя. — Двенадцатая комната!