Записанные в мою книгу рекордов люди в своей простой форме чисел были поистине великими по содержанию. Эти люди были всем, хоть алгоритмы их действий занимали всего пару строк. Сейчас они стали историей — личной историей, которую, подобно истории браузера, я не могу демонстрировать без чувства неудобства. Для других мои близкие перестали быть актуальными ровно после того, как перестали существовать. Человек при всей своей рукотворной силе ограничен материальными границами. Невозможно бороться против правил природы её же средствами. Время — деньги, деньги — смерть. Никого не останется, дабы осмыслить исчезновение человечества. Значит, мы и не жили вовсе. Мир существовал до осознания его законов людьми и продолжит существовать после. Планета планомерно зарастёт дикой зеленью. Через 30–50 лет биосфера захватит зоны, покинутые людьми. Улицы затянутся травой, деревья станут пробиваться сквозь асфальт. Здания завалятся, а их останки скроет буйный плющ. Уже через триста лет и следов человеческого разума не отыщешь. Наследие людей разлагается быстрее, чем пластиковый мусор.
Цифровое бессмертие? Я смотрел ему прямо в глаза. Черты и очертания голограммы отца действительно напоминали его в молодости. Как он говорил, лучшей его версии. Мне же больше нравился тот седеющий мужчина с заполненными грустью карими глазами, коего я знал не из рассказов. Голографическая проекция представляла свою версию отца. Она явилась откуда-то из вселенной, где я уже тридцать лет уверял себя в реальности иллюзии и существовании свободы. Голограмму не хотелось благодарить за мудрые наставления и обвинять за то, что он сам ими пренебрегал. Это был призрак, доведённый до технического совершенства. Когда всматривался, видел, как за спиной ненастоящего папы просвечивалось окно. Снаружи ревела жестокая реальность. Настоящий отец всегда стремился уберечь свою семью от её несправедливой справедливости.
Передо мной в некогда отцовском доме находилась проекция — обманчивая и сладостная ложь. Я собирался отказаться от неё, а вместе с тем избавиться от огромного пласта жизни, который тянул меня назад в фантомное прошлое. Я так хотел услышать «спасибо» в ответ на решение удалить файл с голограммой, и, наконец, услышал. Программа шла на любую сделку, угодную владельцу. Что она могла сказать после третьего «удаления» (причём только на этой неделе)?
…
Я бы мог сказать, что выйдя из аэротакси, остался в нём навсегда… Был ли я в аэротакси? Существовал ли я на самом деле? Конечно, если хоть кто-то утвердительно ответил на мой вопрос. Девочка в розовом платье, мама этой девочки, смотритель камер на остановке, недождавшийся меня однажды отец… или ты, прочитавший рассказ. Существовал ли ты? Сложный вопрос. Именно от этих мыслей дяди в маршрутных такси такие грустные, а не от количества выпитой водки.
изобр. 12. Примитивное миниатюрное изображение мужчины в головном уборе, стилизованное под воздушный шарик. Носит мемный (шуточный) характер.
Гниль
Мне было суждено оказаться за решёткой ещё в юности. Злые языки сычали, что такие как я одним существованием пугают других людей. Полная ерунда! Могу поклясться: за всю жизнь даже злобный оскал никому не показывал. Хотя эти клыки, думаю, неспроста были дарованы одним из моих родичей — могучим хищником!
Отчётливо помню утро задержания. Из-за горизонта поднялось солнце, с постели поднялись жители Нью-Йорка. Плотным потоком они последовали на работу. Понедельник явно не делал эти толпы счастливее. Первый «тёмный» день в календаре призывал вспомнить о своём животном происхождении. Человечки с кожаными портфелями шли добывать пищу для себя и своих детей. Важные, сосредоточенные, даже немного грустные, они отчаянно спешили — боялись опоздать на свой поезд в метро. Я никогда не понимал, почему эти люди стремились на работу. Их дома были полны еды, которой они никогда не делились. Я никогда не понимал, но старался поддержать хотя бы морально.
«Хэй, люди-люди, давайте веселиться!» Некоторые прохожие, глядя на меня, действительно расплывались в улыбке. Самые активные даже пытались поучаствовать в импровизированной игре: «Пёсик, какой ты милый!», «Сходи, пожалуйста, на работу вместо меня!» Высокий джентльмен почему-то испугался и отскочил от меня. Должно быть, он принял мою широкую улыбку за злобный оскал. Длинный мужской туфель устремился мне прямо в живот. Извернуться и избежать болезненной участи не удалось. Острый носок проник под рёбра и лишил меня остатка достоинства. Я тут же рухнул под ноги движущейся толпе. Тощее, ещё детское тело распласталось поперёк дорожки. В тщетных попытках встать я рывками глотал кислород напополам с автомобильными выхлопами. В конце концов мне удалось собраться с силами и отползти в сторону.