Марта молчала.
— Ундина… У меня никогда не было игрушек. Это развило во мне страшную фантазию. Я играл в те предметы, которые видел на вывесках: золотой крендель над кондитерской, омар во фраке, нарисованный на стекле рыбной лавки, медная труба музыкального магазина. И вдруг сирена. Это была уже не игрушка, но из того же мира. Это живое, загадочное, небывалое я пронес как великое богатство в моей убогой жизни. Иногда я писал вам письма: напишу, сверну в трубочку, засуну в бутылку, закупорю — и брошу в волны. Однажды мы с дедом поймали ночью в море что-то большое, сильное, похожее силуэтом на женщину. Мне хотелось верить, что это вы. Черноморская сирена! Вам не смешно?
— Нет. Что же это было?
— Белуга, конечно,— тихо засмеялся Леська.
Но Марта не смеялась. Марта слушала этого странного юношу с необычным волнением. Он ничего от нее не хотел. Он только раскрывал свою душу пламенным признанием, таким пронзительным, как вопль.
Марта знала, что она хороша. У нее нет отбою от поклонников. Всё это солидные люди, некоторые из них хотят даже на ней жениться. Но только сейчас, в жарком бреду мальчика, она впервые столкнулась с поэзией любви. Именно столкнулась. Это ощущалось как удар электрического тока.
— Ундина…— бормотал Леська, чтобы убедиться, что это она.— Ундина…
— Поди ко мне,— взволнованно сказала Марта. Леська кинулся перед ней на колени. Марта взяла его голову в руки и нежно поцеловала в глаза.
— А теперь уходи. Слышишь? Завтра ты уйдешь и никогда больше к нам не вернешься. Я хочу вспоминать тебя таким, какой ты сейчас.
23
В конце концов Леське удалось снять угол в квартире супругов Лагутиных. Глава семьи, Андрей, молодой человек лет тридцати, был высоким интеллигентом: он служил кассиром на железной дороге. Жена его, Степанида,— пролетарий: работала в доке на ковочной машине. Когда они ссорились,— а ссорились они постоянно,— Лагутин презрительно кричал ей:
— Кузнечиха!
И она плакала.
Андрей считал, что у Стеши много недостатков. Например, он в своей холостяцкой жизни привык, приходя с должности, как есть, в одежде, валиться на постель. Родители Андрея не видели в этом ничего плохого. Но молодая жена недовольным тоном замечала ему, что это нехорошо: кровать чистая, а он… Хоть бы пиджак снял. Андрей с досады вставал, садился за стол, нервно закуривал и бросал спичку на пол. Стеша говорила, что не может подбирать за ним каждую спичку. Андрей говорил, что не его вина, если в доме нет пепельницы. Стеша говорила, что пепельница вон она — на подоконнике. Слово за слово — Андрей нахлобучивал шляпу и бежал на улицу, где его понимают. Стеша накидывала на плечи платок и сбегала к подружке. Часа через два возвращалась, а супруг уже готов: свинья свиньей.
Вскоре она приучила мужа к опрятности, но выглядело это очень своеобразно:
— И что это у тебя всюду окурки валяются? — спрашивает Андрей.
— Да ведь не мои же окурки — твои.
— Все равно — пол должен быть чистым.
— Ну и подметай его.
— Еще что? Это бабье дело.
— Бабье? А быть штамповщицей на ковочной машине тоже бабье дело?
Слово за слово. Утром ушли на работу не прощаясь. Днем встретились — не поздоровались. Так проходит дня три-четыре. Но вдруг муж вспоминает, что в конце концов жена — тоже женщина. Он просит прощения. Они целуются. Иногда — и без всякого прощения. А через день-другой что-нибудь опять. Стеша купила себе туфли, а Андрей как раз собирался на эти деньги послать в деревню валенки про запас.
Был такой случай. Андрей пришел со службы раньше Степаниды. Он метался по комнате, по кухне, стучал по плите сковородками, но ничего не предпринимал. Стеша явилась поздно — черная, обессиленная. Поздоровавшись, она направилась к рукомойнику.
— Вот видите, Леся? Я пришел, умирая с голоду, а эта женщина вместо того, чтобы меня накормить, думает только о том, чтобы выглядеть покрасивше.
Стеша уставилась на него, не находя слов. Но вместо нее заговорил Елисей:
— А вы что? Птенчик, которого надо кормить из клювика? Она работает так же, как и вы. Даже тяжелей. Она кузнец! Женщина кузнец! Это ценить надо. Но допустим, что вы на равных правах. Так почему же она должна согревать для вас обед, а не вы для нее? Вы ведь пришли раньше!
Стеша, не ожидавшая заступничества, заплакала слабыми слезами до предела уставшего человека.
— Ах, так? Вы за нее держите? По-ни-маю. Значит, что она ради вас кидается к рукомойнику? Так-так… заметим..