— Мог! Должен был допустить! Если б ты рассказал об этом мне, мы бы выпустили листовку, подбросили ее в университет, и ты по-прежнему жил бы припеваючи. А теперь что? Будешь работать на этой фабрике. Повидло варить будешь. Что ты можешь ему поручить, Иван Абрамыч?
— «Веселку», а то что же еще?
Фабрика «Таврида» инженера Бутова варила повидло и мармелад из фруктов заказчика. Сегодня заказчиком был купец Зарубов, а заказ стоил ему семьдесят тысяч «колокольчиками». Обо всем этом рассказал Леське Денисов, когда вел его во второй цех.
Погода скверная: промозглая, осклизлая, какая бывает в Крыму только в декабре. Цех пахнул горячим вареньем вперемешку с горьким дымком. Там было прохладно. Но у котлов, вмазанных в очаги, работала целая стая веселых девушек, и это вносило в каменный сарай чуть ли не весеннее настроение.
— Здесь будешь работать, Бредихин. Видишь: девушки крутят повидло, а когда которая устала, ты возьми у нее «веселку» и крути заместо ее. Только смотри, чтобы повидло не прикипело к днищу, а то брак получается, а брак — это из жалованья.
Денисов ушел.
— Здравствуйте, девушки! Моя фамилия Бредихин.
— Слышали.
— А ваши как?
Девушки прыснули.
— Комиссаржевская.
— Я Гельцер.
— А я Шаляпина.
— Вы что, девушки, смеетесь надо мной?
— Зачем смеяться?
— Все, как на подбор, знаменитости?
— Мы все, как одна, подкидыши,— сказала, подойдя к Елисею, четвертая, оставив свой котел на произвол судьбы.— Все из приюта. Фамилий у нас не было, вот воспитательницы-дуры и назвали нас, как хотели. Еще и насмешки строили. Вот я, например, Лермонтова, а вон тот мальчик — Потемкин-Таврический.
Елисей подошел к ее котлу и принялся кружить веслом по фруктовой массе. Лермонтова стояла рядом и широко улыбалась: зубы у нее росли, как у подростка, в три этажа.
— Крепче шаркай! Ну! А то нагар будет. Крепче! Я кому говорю? Эх ты, недотык! Вот теперь хорошо. Умница. И какой же ты миленький. Студентик! Очень обожаю студентиков. Как увижу, аж дрожь продирает… А если тебе наши фамилии не нравятся, то я даже была б согласная поменять свою на твою.
— Эй, студентик! Хватит Нюське Лермонтовой прислуживать,— закричала Гельцер.— Мне помоги.
Елисей работал за четверых. Но усталости не чувствовал: девушки так ему нравились, что он играл своей «веселкой», как перышком.
В цех вошел Зарубов с инженером Бутовым.
— Это что? Новенький? — спросил инженер.
— Да.
— Как вас именовать?
— Бредихин Елисей.
— А зачем вы работаете в студенческом костюме? Замажетесь по первое число. Скажите мастеру, чтобы выдал вам робу.
— Благодарю вас.
— Постойте… Где я вас видел? Безумно знакомое лицо.
— Не знаю…
— Ба! Это не вы ли боролись в цирке под именем «Студента Икс»?
— Я,— ответил Елисей, почему-то покраснев.
— Слыхал, Федор Алексеевич? Это классный борец.
— Ну?
Зарубов подошел к Леське и стал бесцеремонно щупать его, как петуха.
— Так ты, стало быть, борец?
— Стало быть.
— Никогда еще не схватывался с борцами. Давай, что ли, поборемся?
— А вы умеете?
— Развалю так, что дым пойдет.
— Ну это еще доказать надо. Я чемпион Крыма.
— Ух ты! Вот это здоровенно. Стало быть, ежели я тебя уложу, тогда я и сам чемпион Крыма?
— Выходит, так,— улыбнулся Бредихин.
— Ну, давай встретимся.
— Некогда мне. Вы гуляете, а я весь день на работе.
— А мы в воскресенье. Чего ж тут? Или оробел?
Но тут Зарубова вызвали в третий цех.
— Куда вам против него? — сказала Комиссаржевская.— Видели, какой он толстый да красный?
— Весь кровью налит,— поддакнула Гельцер.— Еще раздавит у вас все ваши печени и селезни.
Леська неопределенно пожал плечами и продолжал кружить свою «веселку». Работа ему нравилась. Во-первых, девочки. Кроме того, яблочное варево давало сидр. Был в нем чуть-чуть хмельной «квасок», и если попивать его с хлебом, а закусывать повидлом, то можно обойтись без обеда. Денисов, правда, ежедневно приглашал его к столу, но Леська неизменно отказывался. Сначала он ночевал у них на кухне, но очень трудно было отбиться от хлебосольства, поэтому Елисей перешел в контору, где и спал на диванчике. Инженера это устраивало: появился бесплатный ночной сторож.
На третий день пришел Еремушкин.
— Наши руководители очень недовольны тобой, Бредихин. Ты завалил такой замечательный сектор работы. Теперь они считают, что делать тебе на фабрике нечего — надо возвращаться в Евпаторию.