— Что это? — спросил Леська.
— Буше. «Геркулес и Омфала».
У Елисея замерло дыхание, но он не без юмора подумал: «Хорошенькая „женская работа“ у Геркулеса».
Дома его ожидала радость: приехал Шокарев. Правда, пришел он не к нему, а к Леониду, и они о чем-то шептались, но в конце-то концов Володя принадлежал Леське.
— О чем ты шептался с моим братом?
— А ты не догадываешься?
— Догадываюсь. Но зачем тебе это нужно?
— Демобилизоваться хочу.
— Но ведь Деникин взял Тулу, а генерал Мамонтов…
— Не издевайся, Леся. Мало ли какие ошибки мы делаем в жизни!
— Да, но твою ошибку трудно будет оправдать, даже если ты уйдешь из армии. Евпаторийцы знают все: кто с кем живет, у кого сколько денег в банке, и, конечно, им известно, что подпоручик Шокарев служит в Осваге, хоть он и не носит военной формы.
— Что же мне делать? Уходить с белыми?
— А ты уверен, что они уйдут?
— Теперь уже уверен.
— А я был уверен в этом с самого начала.
— И все-таки я советую тебе также обратиться к брату. Пока суд да дело, Врангель объявит мобилизацию, и тебя забреют.
— Резать я себя не дам, а к барону в солдаты не пойду.
— Как же ты избежишь этого?
— Спрячусь.
— Где?
— У Шокаревых.
Володя засмеялся.
— Ну и хитер же ты, Леська! Я просто восхищаюсь тобой. Недаром я решил взять тебя в управляющие.
— Ах, так! Значит, ты все же уверен, что белые вернутся?
— А кто их знает? Все может быть.
И тем не менее Шокарев сутки пролежал в «амбулатории» Леонида, а потом целую неделю ходил на перевязки.
— Я не борец «Икс». Моя красота от шрама не пострадает. К тому же доктор Бредихин сделал такой тоненький шов, что моя будущая жена легко мне его простит.
— Значит, все-таки решил демобилизоваться?
— Да. И когда придут большевики, Леонид будет свидетелем, что он сделал мне фальшивую операцию исключительно, чтобы я ушел от белогвардейцев.
— А ты представляешь себе, в какое неловкое положение ты поставишь Леонида?
— Почему же в неловкое? Мы ведь не скажем, что я ему за это заплатил. Налицо будут исключительно идейные соображения.
— Ох, и расстрелял бы я тебя, Володька… С наслаждением расстрелял бы…
— Бы, бы… А кто тебя будет прятать?..
Дни шли за днями, а Леська так ничего и не узнал о намерениях атамана. Но, может быть, об этом знают сами казаки?
Леська дождался приезда Андрона и рассказал ему, чего от него, Леськи, ждет партия. Андрон задумался. Потом сказал:
— Готовь с утра шаланду и сеть.
Шаланда доплыла до собора. Оставив Леську в лодке, Андрон ушел на базар. Через полчаса он вернулся, неся в ящике из-под фруктов множество свежих, еще живых карасей, ставридок и барабули. Карманы его топырились от бутылок. Под мышкой — каравай хлеба.
За мельницей показался казачий лагерь. Андрон забросил сеть. Елисей начал грести к берегу и сильными рывками заставил шаланду прыгнуть на пляж.
К ним тут же подбежали три казака.
— Здесь нельзя! — закричал один из них.
— А где можно?
— Где хочешь, там и можно, а тут сам видишь — военный лагерь.
— Ладно. Сейчас уйдем.
Андрон и Леська вытащили сеть, в которой было много камки и очень немного рыбы, да и та хамса.
— Мелкота! — презрительно сказал низенький, коренастый, которого казаки звали Прохор.
— У нас и покрупней,— отозвался Андрон и показал ему ставридок.
— Купите? — спросил Леська.
— Кто? Мы?
— Ну да.
— А гроши у нас е? — комически вопросил третий, очевидно кубанец.
— А может быть, другие купят?
— Да другие не богаче нас.
— Как же быть? — раздумчиво спросил Андрон.— Не ворочаться же с этим домой.
— Жинка засмеет?
— Угу.
Андрон подумал и вдруг решил:
— Пустим рыбу обратно в море.
Он зачерпнул ладонью карасей и швырнул их в воду, но станичник кинулся к нему:
— Слышь, рыбак! Давай вот что: сварим из них ушицу, а? Твоя рыба — наш котелок. А?
— Ушицу…— как бы неуверенно протянул Андрон.
— А что? — поддержал казака Елисей.— Только у нас ни соли, ни лаврового листа. Зато,— он подмигнул станичнику,— водка есть.
Станичник взволновался еще горячее:
— Соли мы достанем, а насчет лаврового листа,— скусно и без него. Уха, да еще с водочкой… Э-эх!
— А из чего костер разжигать? — спросил Андрон.— Ящик у нас есть, да, пожалуй, одного мало.