— Евпаторийского миллионера Шокарева Ивана Семеныча,— гордо отрапортовал шофер.
Городовой почтительно козырнул и набросился на толпу:
— Ну, чего рот разинули? Автомобиля не видели? Ступайте прочь! Ну! Я кому сказал!
Узнав, что в гостях у Бредихина сын знаменитого Шокарева, дядя Василь зарезал гуся, но мог бы зарезать и жеребенка, если бы Володя был татарином: запах чужого богатства не мог не одурить такого скрягу, как старик Сизов.
Леська уложил Володю на кровать, и, стоя над ним с грушей в руке, раскрывал перед другом тайну своей любви к Васене.
— Ты только сравни, Володя, эту гравюру с этой фотографией.
— Поразительное сходство.
— Нет, ты серьезно? А может быть, это только мне так кажется?
— Абсолютно серьезно. Однако что же тут удивительного? Венеру создали, мне думается, по воображению: богиня настолько идеальна, что не должна иметь двойников. Но Ева задумана как земная женщина, и такую, как она, можно найти.
— Ты прав, Шокарев: можно, но трудно, ох, как трудно! А я нашел. Нашел и упустил. Почему мне так не везет с женщинами, а? Ну скажи. Может быть, со стороны виднее. Что во мне такого демонического?
— Ничего демонического в тебе нет, чудак ты этакий. Просто ты еще молод и не умеешь обращаться с девушками.
— А ты умеешь?
— Нет.
Леська вонзился зубами в грушу, не отрывая глаз от Шокарева.
— Почему ты не женишься?
— Потому что не могу влюбиться.
— А почему не можешь?
— Потому что, если девушка отвечает мне взаимностью, меня одолевает мысль, будто ей нужны мои миллионы.
— Володя! — жарко воскликнул вдруг Леська.— Женись на Мусе Волковой! Она такая несчастная…
— Ну, знаешь ли, это уже слишком. Любовь не филантропия.
— А почему великий Мечников женился на своей чахоточной ученице только потому, что она была несчастной?
— Вот и спроси у Мечникова.
Они рассмеялись.
— А ты помнишь, Володя, вопрос Муси: в чем мы видим смысл жизни?
— Помню.
— А ведь ты тогда не ответил. Отшутился.
— Как тебе сказать… Я считаю, что жизнь лишена всякого смысла. Люди рождаются не для чего-либо. Это не оловянные солдатики. Рождаются они потому, что их родили,— вот и все. А мы сами напридумываем всякие-разные смыслы и носимся с этой пустой мистикой, как дурак с писаной торбой.
— Эх, Володя, Володя… Зачем ты так себя обедняешь? Ведь ты же чудесный человек! Где-то у Герцена я прочитал такую мысль: «В конце концов в каждом человеке доходишь до его горизонта». Согласен. Но не могу согласиться с тем убогим горизонтом, которым ты почему-то щеголяешь, хотя ты абсолютно не циник. Ты оказался способным хлопотать за моего Андрона, хотя он хотел реквизировать твою шхуну. Больше того: ты поднялся до такой нравственной высоты, что подарил Евпатории целый пароход с пшеницей. Не знаю, кто бы из наших толстосумов пошел на этот шаг. Значит, как личность ты явление незаурядное. Но… тебя душат твои миллионы! — кричал Леська, размахивая недоеденной грушей.— Твои миллионы сделали тебя совершенно неспособным к труду. Они внушили тебе, что на тебя всю жизнь будут работать другие. А по какому праву? Ты задумывался когда-нибудь над этим? Твой отец всеми правдами и неправдами наковал состояние. Из него жали соки, а потом он и сам стал выжимать соки. Но у него хоть молодость была. А у тебя? Разве у тебя есть молодость? Только и дела, что шкуру свою спасать.
— Легче, легче, Елисей. Ты что-то уж очень.
— Ничего не очень. Скажи мне, что ты в жизни любишь? Науку, искусство, женщин, вино? Деньги, наконец? Ничуть не бывало. Ты ко всему равнодушен. Как можно так жить?
Вошел хозяин.
— Елисей! Тебя какая-то образина требует.
Елисей вышел на крыльцо. Там стоял оборвыш, до глаз обросший черной шерстью.
— Авелла,— сказал он тихо.
— Паспорт есть?
— Есть.
— Новый?
— Новый. Крестьянин Владимирской губернии. Матвеев Иван Саввич.
— Пошли бриться.
Елисей ввел его в свою комнату.
— Знакомьтесь: Шокарев — Матвеев.
— Очень приятно,— сказал Шокарев.
— Взаимно,— сказал Матвеев.
Елисей налил из термоса в чашку горячей воды, достал свой бритвенный прибор и круглое ручное зеркальце. (Он не хотел, чтобы в зеркале Васены отражалось чье-то чужое лицо: зеркало было полно призраков Васены, он дорожил ими и боялся, что их сдует.)
Хозяин пригласил гостей завтракать. На столе — домашняя жареная колбаса кольчиком, селедка с маслинами и луком, горячий картофель. Шокарев принес бутылку вина, одетую в соломку.