Комаров улыбнулся.
— А эта красавица кто?
— Милосердная сестра,— сказала Тина постным голосом монахини.— Вот везу братика к доктору. Ничего есть не может, бедняжечка.
— Ты бы еще всплакнула, Капитонова,— сказал Комаров.
— Вы… Вы меня знаете? — с необычной для нее робостью спросила Тина.
— Тебя весь фронт знает. А вот что ты Комарова не знаешь, это обидно.
— Знаю Комарова, да только понаслышке.
— Ну вот теперь воочию увидела. Сто лет будешь поэтому жить.
— А вы Бакунина читали? — спросил Леська.
— Я и Платона читал, молодой человек. Анархист без образования — это бандит.
— Неужели и ваши спутники читали?
— Нет, они еще бандиты,— засмеялся Комаров и, взмахнув плеткой, поскакал прочь. За ним понеслись все его конники.
— Хороший человек Устин Яковлевич,— сказала Тина, тронув лошадей.— Жаль только, старообрядец. Субботник или молоканин, не упомнила. На Урале таких много. Сослали ихнего брата зачем-то в Крым, вот он у них попиком стал. Душевный дядька. Справедливый. И ребят подобрал, говорят, каждый что каленый орех. Всего семеро, но авторитету человек на пятьсот.
В который раз Леська ощущал тихое счастье от душевного общения с женщиной. Неужели так будет всегда? До чего же чудесное явление жизнь, если такое продлится до самой смерти.
Когда лошади вступили в селение, Леська сразу узнал подле какой-то хаты автомобиль «фиат», на котором разъезжал Выгран. Он схватил Тину за руку.
— Здесь белые!
— Ну-у?
— Это автомобиль Выграна, начальника гарнизона.
— Был. А теперь товарища Махоткина.
— Какого Махоткина?
— Командира евпаторийской Красной гвардии.
— Значит, Выграна поймали?
— Значит, поймали.
— И где же он?
— В море,— произнесла Тина таким мирным, обыденным тоном, как если б сказала «дома».
У хаты стоял рослый часовой, похожий на жителя Сахары.
— Здорово, Майорчик!
— Здравствуй, Капитонова,— ответил часовой.
— Привяжи коней, а то я устала,— бросила Тина Леське.
Она соскочила с тачанки и вошла в хату, едва ступая затекшими ногами. Леська снова обратил внимание на ее низкие сапожки с байковыми отворотами. Где он их видел? Но раздумывать было некогда.
Он спрыгнул с тачанки, взял вороных под уздцы, отвел в сторону и морским узлом привязал вожжи к тополю. Потом вошел в хату.
В комнате — полутьма. Керосиновая лампа с дырявым стеклом, залепленным обожженной бумагой, стояла на столе, едва освещая карту Таврической губернии. Над картой склонились два человека. Один лет тридцати пяти, сухой, подобранный, с тонким волевым лицом и зоркими глазами в глубоких орбитах — командир отряда Махоткин. Другой…
— Гринбах?
— Бредихин?
— Вы знакомы? — спросил Махоткин.
— Да, были когда-то,— угрюмо сказал Гринбах.
— Это я его сагитировала,— вмешалась Тина.— Он в Мелитополе актером служил.
— Актером? — изумленно спросил Гринбах.
— Симочка! Деточка! Принеси, дорогой, из моей тачанки гостинцев.
— Каких гостинцев?
— А какие найдутся.
Гринбах послушно встал и вышел на улицу.
— А ты откуда такая разнаряженная? — спросил Махоткин.
— Из разведки. А то откуда ж?
— Офицера поймали?
— Петриченко поймал. Офицерик щупленький — вот кожанка на меня и пришлась,— ответила Тина.
— А сапожки откуда?
— А это я у цыган поцупила.
— «Поцупила» — значит присвоила,— пояснил Леське Махоткин.
— У цыган? — взволнованно спросил Леська.— Да ведь это театральные наши сапоги! Их сшили для венгерского танца.
— А мне все равно. Мои-то развалились.
— А медведя вы у них видели?
— Видела.
— А сапожки сняли с девушки Насти?
— Не знаю. Когда я отбираю, фамилии не спрашиваю.
— Но эта девушка была красавица, да?
— А какое мое дело! — ревниво отмахнулась Тина.— Может, и красавица, не заметила. Мне-то на ней не жениться.
— А где же эти цыгане?
— А я откуда знаю? У немцев, наверное.
— Что говорил офицерик? — спросил Махоткин.
— Ругался офицерик.
— Что ты дурака валяешь? Я тебя об чем спрашиваю!
— Устала я, Алексей Иваныч. А особых новостей нет. Лозовую взяли — вы это знаете?
— Я знаю немного больше: немцы заняли Мелитополь.
— Ну? Это пока мы сюда ехали?
— Плохой из тебя разведчик, Капитонова. Разве так воюют? Я, сидя здесь, знаю больше, чем ты в степи.
Вошел Гринбах с мешком за плечами. Он подошел к углу и сбросил ношу на пол.