— И где же ты сейчас?
— В имении Сарыча. Это — имение Сарыча. Я вышла замуж за здешнего садовника. А что мне одной делать? Какая сейчас в Евпатории жизнь? А его убили. Вот я теперь вдова и живу здесь, пока Сарычи не вернутся. А там увидим.
— Вдова?
Шурка была все той же шустрой девчонкой — и вдруг вдова…
— А ты зачем в тельняшке? Придут немцы воды напиться, увидят тельняшку, подумают — матрос. А матросов они стреляют без разбору.
— У меня ничего другого нет.
— Пойдем ко мне в хату. Чего-нибудь у мужа отыщем.
Леська, кряхтя, начал подниматься.
Шурка подхватила его под плечо, потом крепко обняла за спину и повела к лестнице. Всходя по ступенькам, он тоже обнял ее. Подъем длился довольно долго. Дольше, чем было нужно. Наконец они очутились во дворе. По-прежнему в обнимку прошли мимо барского дома к воротам. Здесь стояла черная избушка бабы-яги: без окон, без дверей. Вскоре выяснилось, что дверь есть, но распилена она поперек таким образом, что верхняя половина открывалась, как ставень, и тогда получалось окно, а если надо войти в избушку, то открывался нижний ставень, и тогда вместе с верхним получалась дверь.
— А где же настоящее окно? — спросил Леська.
— Хозяин стекла не отпустил, вот и пришлось выдумать такой домишко.
— Да-а… Ничего подобного не видел.
Внутри избушка была удивительно чисто прибрана. На кровати голубовато-белое марселевое покрывало, на столе белая скатерть в красную клетку и глиняный кувшин с первыми цветами. Леське здесь очень понравилось.
— Раздевайся, Елисей, и ложись в постель, а я что-нибудь поищу из одежи. А тельняшку сожгем, чтобы никаких вопросов. И бушлатик заодно. Правда? Чего их жалеть. Дело наживное.
Она ушла в угол за какую-то занавеску. По-видимому, угол заменял шкаф. Начала рыться в рухляди.
— Если что, я тебя, это самое… за своего мужа выдам. Значит, будут тебя звать Григорий. Григорий Поляков.
— А отчество как?
— Отчество? А кто его знает, отчество? Немцы отчеством не интересуются.
Вскоре Шурка отыскала праздничную синюю рубаху с перламутровыми пуговками, сидевшими близко и ладно, как на гармони. Примерила Леське — не налезает.
— Ну и медведь же ты! — засмеялась Шурка.— Такой молоденький — и медведь.
Снова порылась и достала другую рубаху, тоже синюю, но уже линялую.
— Нам не на свадьбу! — сказала Шурка и принялась за кройку. Она перерезала праздничную рубаху поперек и стала из нижних кусков натачивать спинку, а потом заплаты на плечи и воротник. Линялые же куски нашила снизу, как юбку.
— Это пойдет в штаны, этого не видно.
Работала она весь день. В промежутке обедали. Леська выпил козьего молока с черным хлебом. Было оно очень жирным, сытным, хотя и с привкусом шерсти. Потом спали. Шурка постлала себе на полу, а Леську оставила на кровати, несмотря на его протесты — он требовал, чтобы она спала на кровати, а он на полу. Всю ночь Шурка вздыхала и охала.
Леське тоже не спалось — его мучила совесть. «Неужели каждый молодой мужчина может быть счастлив с каждой молодой женщиной? — думал Леська.— Но если так, то чем же мы отличаемся от животных?»
Утром они завтракали, избегая встречаться глазами. Леська заметил у Шурки под нижними веками шоколадные тени. Но внешне все шло как надо. Леська ел яичницу и пил молоко, а Шурка — только молоко. Потом она примерила Леське рубаху — рубаха сидела отлично. Шурка обрадовалась и впервые не отвела глаз от его взгляда. С трудом оторвавшись, она вышла во двор, вошла в барский дом, растопила печку и сожгла Леськино барахлишко.
Ночью Шурка опять вздыхала на полу, а у Леськи сильно билось сердце на кровати. И вдруг, сам не веря в то, что делает, Леська резко сел на постели и спустил ноги вниз. Шурка перестала дышать и прислушалась. Леська сошел на пол, присел перед матрасом, что на полу, и, умирая от страха, осторожно приподнял Шуркино одеяло.
Шурка пододвинулась, чтобы дать Леське место. Леська прилег рядом и дрожал так, что зубы сводило. Не помня себя, он тихонько обнял девушку… Шурка схватила его руку и держала крепко, не давая шевельнуться. Если бы не эта сила, Леська ни на что большее бы не решился. Но теперь его пронзил охотничий порыв. Он резко повернул Шурку к себе и припал к ее губам. Шурка со стоном запрокинула голые руки за его шею и всем телом потянулась к нему.
— Скажи: «Та чи вы?» — горячим шепотом попросил Леська.
— Та чи вы?
Леська с жаром прижался губами к губам Шурки.