Уже за селом его охватил теплый зюйд-вест, хотя моря еще не было видно. Скоро, скоро оно вспыхнет вон за тем бугром!
Леська бежал ему навстречу, забыв о Гульнаре, о Васене, даже о Шурке! Ура! Вот оно, наконец! Вот он, милый, родной евпаторийский берег! Леська понесся к воде, поймал в ладони пену, процедил ее сквозь пальцы и с нежностью стал рассматривать крошечные, удивительно изящные овальные раковины, похожие на большие греческие амфоры. Конечно, греки взяли форму своих ваз отсюда.
Какое счастье жить на этом берегу… Он представлял себе, как слетит с пригорка на пляж у своей бани, как усядется в шаланду, как навалится на весла. Мидии, креветки… Знаменитый бабушкин плов…
Он проносится по городу в коричневых обмотках и ситцевой чалме.
Леська миновал собор, синематограф «Лицо жизни», мечеть Джума-Джами, кафе Заруднева… Вот остались позади театр, санаторий Лосева, отель «Дюльбер». Наконец, вилла Булатовых. Но… На ровном месте, засыпанном песком, играли совочками дети. Леська стоял среди них, недоуменно озираясь.
— Что вам угодно, молодой человек?
Из виллы сошла по ступенькам молодая женщина в пенсне.
— Кто живет в этой вилле? — спросил Леська.
— Здесь пока еще детский сад. Впрочем, скоро его закроют,— добавила она, иронически скривив губы.— Хозяева, говорят, объявились.
— А где же хата рыбака Бредихина?
— Эта баня, хотите вы сказать? Баню мы снесли. Теперь, видите, стало вполне просторно.
— Вполне…— со вздохом согласился Леська.
— А что это у вас на голове наверчено?
— Так… Ранение…— неохотно сказал Леська.
— Пойдемте в дом. Я перевяжу.
— Зачем? Не стоит.
— Пойдемте, пойдемте. Так ходить неприлично. Да и с точки зрения гигиены… Пойдемте.
Она решительно пошла в дом. Леська за ней. Пока женщина бинтовала Леськину голову, он осматривал дорогие сердцу комнаты, где обитала Гульнара, и вещи, к которым она прикасалась.
— Но где же теперь сами-то Бредихины? — спросил он.
— О, они разбогатели! Купили дачу Листиковых. Знаете ее? На Третьей Продольной. Там и живут.
Дача Листикова была небольшой: всего семь кабинок и уютный каменный домишко из трех комнат, с деревянной террасой. Леська бывал здесь, когда навещал Сашу. Подойдя к даче, он взглянул через невысокий забор и увидел шаланду, перевернутую вверх днищем.
Сначала Леську облаяла незнакомая дворняжка, которая держала себя здесь по-хозяйски. На перилах крыльца спокойно и домовито сидел тоже незнакомый кот с глазами филина. Этот только повел ухом. Потом выбежала бабушка и заахала, увидя Леську в бинтах. За ней вышел дед. После первых объятий Леська спросил:
— Почему мы здесь? Что случилось?
— Леонид приехал,— счастливо и подобострастно зашептала бабушка.— Большие деньги привез. И все николаевские. Вот и решили купить дачу, а то ведь нынче с деньгами как? Сегодня керенки, завтра «колокольчики», потом еще что-нибудь.
— Откуда же у Леонида деньги?
— Кто его знает? Заработал.
— Уроками заработал?
— А чем же еще?
— На целую дачу?
Бабушка, не отвечая, потащила Леську в дом. Дед молча пошел за ними.
Дворняжка Дружок хотела замкнуть шествие, но бабушка ее прогнала:
— Ступай, ступай себе! Наследишь. Я только что полы вымыла.
На террасе с цветными стеклами сидел за самоваром Леонид и читал «Евпаторийские новости». Он был в украинской рубахе, с вышитыми птичками, и красные, зеленые, фиолетовые пятна лежали на его плечах, как погоны экзотической армии.
— А! Леська! Здравствуй, дорогой.— Они поцеловались.— А это что за ранение?
— Боевое.
— Ну как? Нравится тебе на новом месте?
— Я люблю цветные стекла.
— А вот дедушке не нравится…
— А что хорошего? — сказал дед.— Здесь я уже не рыбак. До берега три версты с гаком.
— Не преувеличивай! Всего четыре квартала. Да тебе незачем теперь быть рыбаком. Объясни ты ему, Леся. У нас тут семь кабинок. Если хотя бы по тридцать рублей с носа, это двести десять рублей в месяц. Помножь на четыре месяца в сезоне, выходит восемьсот сорок. Заметь, я беру только четыре месяца. А есть и такие приезжие, которые, не зная нашего климата, приезжают 15 апреля и уезжают 15 сентября. Значит, прибыль увеличивается. До тысячи догоним. Ну, а сад в пятнадцать яблонь? Я плохой ботаник, не могу еще сосчитать доходы с них, но, думаю, сотню-другую потянет. А ты, дед, заработаешь столько на своей рыбе?
Дед понуро молчал. Где ему объяснить, что дело тут не в заработках — у него отобрали море.