— Андрон не приезжал? — спросил Леська.
— Ждем.
Леське налили кофе. Это новшество ввел, конечно, Леонид. Кофе наливали из самовара. Леська прихлебывал этот заморский напиток и внимательно смотрел на брата.
— Чего уставился?
— Давно тебя не видел.
— Я понимаю твои мысли, Елисей. Но видишь ли, в Одессе на Ланжероне открыли рулетку — и я выиграл целый куш.
— Сколько же?
— Пятнадцать тысяч.
— «Расскажите вы ей»,— прозаически сказал Леська.
— Хо-хо! Чудак! Там по пятидесяти выигрывали.
Леонид закрылся газетой и углубился в чтение.
— Почему ты меня ни о чем не спрашиваешь? — спросил Леська.
— Нужно будет — расскажешь.
Потом отложил газету в сторону.
— А что, страшно, когда пули свистят?
— Ничуть. Даже приятно.
— Но-но. Только не паясничай.
— Я серьезно. Ведь если пуля свистнула, значит, не твоя — она уже пролетела. Свою пулю ты не услышишь.
Леська достал спичку, зажал ее головку между большим и средним пальцами, поднес к самому уху Леонида и щелкнул. Спичка вылетела и, ввинчиваясь в воздух, понеслась на какой-то нежно поющей ноте, напоминающей голубиные крылья, если бы они были крошечными.
— Занятно,— усмехнулся брат и снова углубился в газету.
Затем добавил:
— Приодеться тебе нужно. Сегодня же пойдем в конфексион и купим тебе костюм.
Леська выпил свою чашку.
— Спасибо,— сказал он.
Дед и бабка молчали. Леонид отозвался из-за газеты:
— Пожалуйста. Пей еще.
— Не хочется. Пойду осмотрю сад.
Сад был низкорослый, но кряжистый. Принялся хорошо. Под одной яблоней стояла зеленая скамейка. На спинке вырезано: «Саша дурак». Что-то теперь делает Сашка? Где он? То, что они продали дачу, понятно: решили выехать из города, который убил их отца. Но откуда у Леонида деньги? Пятнадцать тысяч — это очень много. Откуда же он их взял? Не мог же он быть налетчиком?
Леська ничего не мог придумать и отдался своим любимым мыслям. Почему Васена на него рассердилась? За что обиделась? Гульнара заплакала — так он хоть поцеловал ее, хотя что в этом преступного? Не ударил же… А эта и вовсе! Бог их знает. Трудный народ эти девчонки.
По дорожке, усыпанной ракушками, поскрипывая, шел Леонид. Он разыскивал Леську.
— А! Вот ты где! — сказал он и уселся рядом.— Почему ты меня дичишься? Ведь я тебе брат, странная ты личность. Сколько времени не видались, а он удирает от меня в лес.
— А ты от меня в газету.
Леонид рассмеялся.
— И то правда. Прошу извиненья. Но объясни хоть, что у тебя за рана? Откуда она?
Леонид спрашивал так участливо, что Леська сдался. Он рассказал ему об эпизоде в овражке.
— Ну что ж. Ты поступил как рыцарь.
— Дело не в этом. Вот ты взрослый человек. Очевидно, знаешь всяких женщин. Объясни же мне, отчего эта девушка, Васена, отнеслась ко мне чуть ли не враждебно? Я ведь рисковал для нее жизнью!
Леонид расхохотался и хлопнул Леську по спине:
— Эх ты, молода, в Саксонии не была! Да ведь она сердится на тебя за то, что ты помешал этим гайдамакам.
— Что ты!? Подумай, что ты говоришь.
— И думать нечего. «Для меня так это ясно, как простая гамма».
— Но почему так грязно думать о девушке?
— Я медик, Елисей. Привык объяснять душевные движения биологическими причинами, природой человека. Сообрази сам: девке девятнадцать, женихов не предвидится, возненавидела, наверное, свою девственность до бешенства. И вдруг такая возможность: молодые роскошные гайдамаки. И главное, безо всякой вины с ее стороны: все от бога.
Леонид так искренне смеялся, что Леська действительно почувствовал себя дурачком.
После обеда пошли в конфексион и купили Елисею серую пару в красной царапине, две рубашки «апаш» из какой-то белой плетенки и полдюжины разноцветных носовых платков.
На обратном пути услышали военную музыку: германские солдаты шли прогуливать лошадей. Впереди верхом на русском дончаке ехал бородатый обер. За ним шагали флейтист и барабанщик. Затем спешенные артиллеристы вели под уздцы своих тяжеловозов.
Лошади эти — краса и гордость германской армии, которая вывела эту породу совсем недавно. Кони были чалой масти, иногда белые в частую бусину. Огромные головы переходили в гигантские шеи, а те — сразу же в чудовищные крупы, так что для хребтины места не оставалось.
— Сэкономили спину,— усмехнулся Леонид.— Прямо-таки зоологический парадокс. Ох, эти немцы…
— А как немцы себя здесь ведут? — спросил Леська.
— Внутренняя жизнь города их не интересует. Главное — вывезти нах фатерланд как можно больше пшеницы, баранов, даже соли, а заодно ковры, зеркала, картины, статуи и всякую прочую эстетику. За все, конечно, платят, но цены назначают сами,— ответил Леонид.