К нему кинулись больные.
— Борис Ильич!
— А! Бредихин.
— Скажите, пожалуйста: Дмитрий Ильич здесь уже не служит?
— Не знаю никакого Дмитрия Ильича, а если вам нужен ветеринар Андриевский, то его следует искать на бойне.
На бойне Леська с трудом узнал Ульянова: он остриг волосы под нулевку, сбрил усы, бороду, надел желтые очки и стал похож на счетовода уездной земской управы.
Ульянов стоял перед карей лошадкой с сильно вздувшимся брюхом и говорил цыганенку, державшему ее под уздцы:
— Эта кобыла не беременна. Вы ее опоили. Слышишь, с каким хрипом она дышит? Ее надо на живодерку.
— Не хочу на живодерку!
— Дело хозяйское.
Цыганенок заплакал. Дмитрий Ильич отошел к рукомойнику и подставил под струйку ладони.
— Господин Андриевский! — окликнул его Леська.— Я к вам по глубоко личному делу.
Доктор с любопытством взглянул на Леську, вытер полотенцем руки и отошел с юношей в сторону.
— Вам просили передать… просили… что есть раненые и что сможете ли вы куда-то такое приехать? Они говорят, что вы знаете куда.
Ульянов внимательно поглядел в Леськины глаза, помедлил и ответил очень тихо:
— Благодарю. Передайте, что приеду.
— Товарищ! — отчаянным шепотом заговорил Леська, боясь, что Ульянов сейчас уйдет.— Мне нужен друг, понимаете? Чтобы он руководил моими мыслями. У меня, конечно, есть приятели, даже коммунисты, но они так же слабы в вопросах коммунизма, как и я.
Ульянов молчал.
— Так вот… Я хотел… Хотел бы иметь такого друга в вашем лице.
— Весьма польщен,— улыбаясь, сказал Ульянов.— Но систематически с вами встречаться не могу, а без этого какая дружба?
— Но тогда хотя бы ответьте мне на вопрос: что надо читать, чтобы стать коммунистом по убеждению?
Ульянов засмеялся.
— Ну, на этот вопрос ответить легко: всем известно, что для этого достаточно прочитать первые шестнадцать глав «Капитала».
— Ага. Замечательно. Завтра же прочитаю. Теперь второй вопрос: какой будет жизнь при коммунизме?
— А вот на это вам никто не ответит. Энгельс говорил, что люди будущего будут умнее нас и построят жизнь так, как им захочется.
Он кивнул Леське и снова пошел к цыганенку, который продолжал всхлипывать.
Леська направился к дому Галкиных.
— Голомб здесь?
— Здесь,— ответила Катя.— Посиди на скамейке.
Леська ушел к обрыву.
Вскоре появился Голомб и вопросительно остановился перед ним. Леська передал ему ответ доктора.
— Молодец! Теперь иди себе домой. Будет нужно, к тебе придут.
На следующий день в гимназии Леська узнал все, что скрывал от него Голомб. Во время большой перемены весь класс, не выходя в рекреационный зал, столпился вокруг Полика Антонова. Вчера у Антоновых был в гостях новый начальник контрразведки полковник Демин. Рассказывал, что в евпаторийском районе появилась шайка разбойников, которая совершает налеты на германские пикеты, останавливает поезда, груженные пшеницей, увозит ее в телегах и раздает деревенским беднякам.
— Какие же это разбойники? — удивился Леська.
— А кто же? — запальчиво спросил Полик.
— Ну, как-нибудь все-таки иначе.
— Нэ вмэр Даныла — болячка задавыла! — засмеялся Канаки.
— Ну, и как же все-таки твои разбойники? — спросил Леська.— Хоть одного-то поймали?
— Нет еще, но уже многое известно.
— Что же, например?
— Например… Называется эта шайка «Красная каска», а спряталась она в каменоломнях у Володьки.
— Ай-ай-ай, Володька! Как тебе не стыдно!
— Тут не до шуток,— строго сказал Полик.— Атаманом у них Петриченко, бывший десятник Шокаревых. С ним и его жена Мария.
— Но если никого из них не поймали, откуда же все это известно?
— Ну, знаешь… Таких вопросов не задают.
— Военная тайна? — иронически спросил Леська.
— Да, тайна. Да, военная,— важно отчеканил Полик.
— Про Петриченко — это не тайна,— сказал Юрченко.— О нем уже легенды ходят. Страшный, говорят, озорник. Пришел он раз на базар, подходит к бабе, которая яйцами торговала, взял одно яйцо, разбил и вынул из него червонец. Потом взял другое — и опять червонец. Хотел купить все лукошко, но баба, ополоумев, опрометью кинулась домой — все перебила, но червонцев не оказалось.
— Наверное, по дороге протухли.
Леська помчался к дому Галкиных. Голомб оказался там. Он сидел за самоваром и держал себя по-хозяйски.