Мы трогаемся. Через несколько секунд я чувствую удар по лбу и сильный напор невидимой плоскости, которая пихает меня в направлении, противоположном ходу поезда. Хотя я давно уже забыл о ее существовании, сразу же догадываюсь, что это рамка экрана. Но почему она появилась именно здесь? Отступая перед нею, я дергаю за ручку, висящую над открытыми дверями. Это и спасает мне жизнь. Я срываю пломбу, спотыкаюсь и падаю. Слышен писк тормозов. Прозрачная стенка толкает меня дальше, до того самого места, где сидит Лючия. Именно в этот момент поезд останавливается.
Я совершенно дезориентирован. Лючия целует меня и поднимает с пола. У нее очень перепуганное лицо. Из своей кабины выскакивает машинист, он спрашивает, что случилось. С другой стороны подбегает кондуктор. Я не могу ответить им ничего осмысленного.
Вокруг нас толпятся любопытные пассажиры. Я вытаскиваю деньги и желаю заплатить штраф за необоснованное применение аварийного тормоза. Кондуктор стоит рядом, но находится он за стеной экрана. Я отодвигаюсь от «рамы» и — чтобы отдать ему банкноту — жду, когда призрак кондуктора перейдет на мою сторону.
Подходят два карабинера. У меня разбита бровь, на лице кровь. Лючия плачет. В замешательстве я не знаю, что делать. Я хочу ехать дальше. К счастью, машинист, он же начальник поезда, не позволяет мне оставаться в вагоне, утверждая, будто бы я пьян. Кондуктор тоже не намерен играться со мной. Он вырывает банкноту у меня из руки и выталкивает нас из вагона.
Мы выходим на перрон. Поезд уезжает. Сам я направляюсь к концу станционного здания; в поисках непроходимой границы блока стереонов я все сильнее удаляюсь от Лючии, которая идет к киоску за бинтами, но никакого сопротивления не испытываю. Видимо, рама экрана несколько сдвинулась в направлении Неаполя. Я возвращаюсь. Из царапин течет кровь. Лючия вытирает мне лицо салфетками. Я объясняю, что за тормоз схватился лишь затем, чтобы не упасть, когда споткнулся. Карабинеры советуют мне обратиться в привокзальный медпункт.
Только все это не имеет особого значения, поскольку существует более важная проблема: где-то за мной — на расстоянии около сотни метров (именно такова ширина нашего трехмерного «кадра»), но не дальше, чем составляет диагональ экрана — находится второй живой человек. О нем я думаю с определенной степенью замешательства, и знаю, что в данный момент он тоже думает обо мне. Это Ибрагим?
Нет. Наконец-то я его замечаю. Он медленно приближается с другого конца перрона и смотрит в моем направлении. Хотя мы встречаемся впервые в жизни, мы оба прекрасно знаем, что нас здесь соединяет. Мужчина видит кровь на моем лице, и сразу же понимает, кто остановил поезд. Я тоже узнаю его без какого-либо труда: лицо и светлый костюм покрыты толстым слоем грязи; сам он весь поцарапанный. Выглядит это так, будто бы он упал на землю, а потом противоположная сторона экрана, которую тянул поезд, волокла его за собой.
Мужчина подходит к нам.
— Прошу прощения, — говорит он. — Вам не сильно досталось?
— Могло быть и хуже.
— Такой ситуации я не предусмотрел. Зангара звонил, что вы сейчас в Сорренто.
— Там я был несколько дней. Теперь выбрались в Неаполь. А вы…
Незнакомец пошатнулся. Мы подводим его к скамейке. Он садится и подносит окровавленные руки к лицу.
— Посмотрите в этом кармане, — говорит он. Занзара продиктовал мне по телефону все свободные номера. Я записал их на краешке газеты. Она тут…
Подбородком он указывает на лацкан своего разорванного пиджака. Я сую руку в карман на груди. Там пусто.
— Тут ничего нет, — говорю я.
— Что, газеты нет?
— Нет. А что вы на ней записали?
Мужчина сует раненную руку в карман. Он удивлен и какое-то время раздумывает.
— Ну я и шляпа! — раздражено бьет он себя по лбу. — Она осталась в Помпее. Все это по причине этого белого костюма! — Он смотрит на свое летнее, легкое одеяние, находящееся теперь в достойном сожаления состоянии. — Я присел там на газете, чтобы не запачкать брюки, а когда встал, то совершенно забыл про нее. Вы знаете территорию помпейских раскопок? Так вот, я сидел под одной из четырех малых мельниц. Газета лежит на каменном основании жернова, сразу же рядом с развалинами пекарни…
— Так что вы на ней записали?
— Номера не заблокированных каналов. Занзара поручил мне передать их вам. Только в этих каналах…
Мужчина бледнеет. Я догадываюсь, что только сейчас он начинает чувствовать результаты несчастного случая. Он пошатывается на скамейке, я пытаюсь его поддержать, но его тело выскользает у меня из рук и падает на перрон.