Он положил руку на пачек бумажек.
— И что это должно означать, господин Порейра? — холодно спросил он.
— Это я сам умираю от любопытства, ожидая вашего мнения по данному темному делу, — ответил я. — Так вот, не далее как минут двадцать полковник Гонед лично, говоря кстати, не совсем в кондиции, а говоря прямо совершенно нетрезвый, — тут я заговорщически подмигнул, — приказал мне расклеить в коридорах эти чистые бумажки. При этом он настойчиво утверждал, будто это плакаты.
Все это я выпалил одним духом и, уже складывая губы в улыбку, ожидал реакции своего собеседника. Но как же я ошибался, ожидая адекватного ответа на свою усмешку.
— А вы выбросили их в мусор, так ли?
— Потому что там было их место. Стены и без того грязные. Впрочем, согласен, признаю вашу правоту: следовало сохранить их у себя, чтобы отдать их Гонеду через пару часов, когда он протрезвеет. Но я м сам не знаю, куда мне деваться, потому что полковник до сих пор не предоставил мне никакого угла. Так что, мне еще таскать по коридорам эти дурацкие бумажки?
— Спрашиваю еще раз: почему вы не исполнили явный приказ?
— Ясное дело, чтобы не стать объектом глупых шуток. Ведь листки чистые.
— Откуда вам известно, что на них нет никаких текстов?
Я хотел было сказать, что не слепой, но не стал этого делать, а вместо этого недоверчиво всматривался в Асурмара. До меня что-то начинало уже доходить...
Мой собеседник встал и несколько раз прошелся вдоль стенки. При очередном повороте он остановился возле стола и взятой из жестянки мокрой кистью провел по средине одного из листков. Под полоской клея через какое-то время проступили поначалу отдельные буквы, а затем и целые строчки текста.
Совершенно сбитый с толку, я упал на стул. Меня как будто кто-то по голове ударил. Я был изумлен не потому, что удивился столь простой штучке, поскольку проявляющая реакция клея, смешанного с краской, не была чем-то необычайным, но по той лишь причине, что я совершенно не принимал во внимание тайности этих объявлений. Тут уже нечего было говорить, сам же я лишь сгорал от стыда.
— Но зачем же весь этот маскарад? — спросил я, еще не соглашаясь с преподанным мне неприятным уроком. — Почему эти объявления не напечатаны обычным образом?
— А это уже не ваше дело, — сухо ответил на это Асурмар. — Можете считать, это для того, чтобы текст проявился уже только на стенке.
— Признаюсь, что я совершил серьезный проступок; я принимал других за глупцов, тем временем оказалось, что я один из них. Но можете ли вы открыть мне содержание объявления? По столь малому фрагменту я не могу прочесть его полностью. Ведь это, видимо, не тайна, раз уж...
Асурмар взял у меня из рук прочерченный клеевой полосой листок, старательно сложил его и спрятал в карман.
— Вы сказали, проступок? Лично я назвал бы это несколько иначе. Говоря деликатно, вас уже можно подозревать в нелояльности. А отсюда совсем уже недалеко до...Тут есть люди, которые за подобную несубординацию арестовали бы вас. И неизвестно, что бы из этого вышло, если бы кто-нибудь другой застал вас при попытке данные объявления уничтожить. Ход уголовного разбирательства здесь, внизу, нельзя назвать неспешным.
— Я применил данный термин сознательно, поскольку в другом месте... есть такие вещи... — заикался я — короче говоря: то, что здесь происходит, мне кажется игрой в жмурки. И в этом значении "проступок", если не сказать "лажа", прекрасно соответствует ситуации.
Я все время избегал упоминания темы статуй, поскольку урок, вынесенный из столовой, заставлял хорошенько задуматься. Вполне возможно — если бы не присутствие здесь заключенного — я бы и вернулся к прерванной там беседе.
— Вы, видимо, представляете, — заговорил Асурмар, — будто мы полностью утратили контроль над принципиальными событиями.
— Да нет, вы управляете ними с достойным удивления искусством; только дело в том, что эти принципиальные события, как вы сами их назвали понимаемые вами как принципиальные — на самом деле таковыми и не являются.
— Напоминаю, что один неприятный урок вы уже получили. Неужто вам спешно хочется получить и другие?
— Это правда, какое-то время я блуждал...
— Тогда прошу в будущем точно выполнять распоряжения начальства. В течение всего периода пребывания в этом секторе вы подчиняетесь нашим чрезвычайным предписаниям. Вашим непосредственным начальником является полковник Гонед. Кроме того, обязан вам сообщить, что индивидуальное задание, с которым вы сюда прибыли, с распространенной здесь точки зрения имеет второплановый, если не сказать прямо: маргинальный характер.