Тут я глянул в сторону, и волосы на моей голове встали дыбом.
Смертельно перепуганный отсутствием узкой щели в двери, через которую я протиснулся сюда, я всем телом налег на дверную ручку. Поздно! Массивный, изготовленный из металла и покрытый свинцовой плитой блок плотно сошелся с фрамугой. Когда? Каким образом? Я не верил собственным глазам, хотя все было так просто. Наконец до меня дошло.
Скелет, который в самом начале стоял у края приоткрытых вовнутрь дверей, повернутый к ним спиной, где-то в полуметре от порога, уже в глубине камеры, сделал следующий шаг, перемещаясь еще дальше. Поглощенный операцией по спасению статуй, я не обращал на дверь ни малейшего внимания. Час назад я проплыл мимо этого скелета с уверенностью, что развернутой за спину рукой он хватался за ручку с намерением спокойно закрыть дверь, что продолжалось бы, для меня, не менее, чем несколько часов. Но он — как оказалось сейчас — не хватался за ручку, но, предварительно сильно пихнув ее, отрывал от нее пальцы, резко, словно очень спешащий человек. Я неправильно оценил динамизм движения, в фазе которого скелет замер, что и привело к печальному результату. В течение трети секунды щель все время сужалась, пока двери не закрылись полностью. Я попробовал оценить их инерционную массу: порядка трех миллионов тонн! И вся эта масса неслышно и неотвратимо захлопнулась!
Мне было холодно. Я повел по сторонам взглядом, который нигде не находил места, свободного от присутствующих повсюду, оскаленных зубов. В ушах копился невыносимый вопль, басовые рычания, скрежет пилы — черепушки по-своему смеялись надо мной. Скелеты множились и, что хуже всего, вдруг начали быстро перемещаться. Кроме них я уже ничего не мог видеть. Перед моими глазами нарастали видения просвеченных кишок, костей — целые кучи ободранных от мяса костей напирали на меня и душили меня.
Я покрылся холодным потом. Неконтролируемая дрожь рук усиливалась, мозг разрывало холодное осознание цены, которую пришлось заплатить за проявленное легкомыслие.
Я был живьем похоронен в бронированной гробнице, в ловушке, из которой не было выхода.
13. БРОНИРОВАННАЯ ГРОБНИЦА
В течение последующих пятнадцати минут я кусал пальцы до крови в приступе слепого гнева, направленного исключительно против себя самого же за удивительно легкомысленную неосторожность. Но, в конце концов, страх победил. Он вновь вернулся и окончательно подавил бессильную ярость. Страх уничтожил ее во мне, преобразуясь в апатию; я начинал расклеиваться. Вся ирония судьбы заключалась в том, что я сразу же очутился в самой безнадежной из всех тех, которые могли встретить меня в городе, ситуации: здесь просто невозможно было найти более изолированного от всего света места, чем эта бронированная гробница.
Когда через какое-то время я поглядел на часы, было двадцать минут второго. До двух часов я плавал возле стенок, крутился под потолком и возле самого пола. Я еще рассчитывал на чудо, потому что ни на что другое я рассчитывать уже не мог. Неоднократно я обследовал содержимое тесного помещения, проследил вдоль все соединения толстенных металлических листов, по сто раз осмотрел каждый квадратный дециметр обшивки. Камера была абсолютно непроницаемой. Она была выложена толстыми, соединенными одна с другой железными плитами, а под ними мог находиться еще и слой свинца с бетоном. Я не обнаружил ни одного отверстия или хотя бы трещины, хотя светящийся прямоугольник на внешней стене здания явно свидетельствовал о какой-то утечке радиации. Оказалось, что существовал еще один источник свечения, и он находился в соседнем помещении.
С угловой скоростью малой стрелки наручных часов скелеты поворачивали свои головы в разные стороны. Это был акт первый фарса — забавы в прятки, которая могла продолжаться здесь целый месяц. Я вовсе не ухудшил свою ситуацию тем, что, крутясь внутри камеры уже пару часов, неоднократно подставлялся под взгляды статуй и, в конце концов, обратил их внимание на молниеносные скачки смолисто-черного пятна. Люди видели меня на фоне стен в видимом им свете, поскольку, благодаря наличию местного источника напряжения, какое-то освещение здесь наверняка было. Лишь одна статуя, повернутая спиной ко всем другим (оператор возле пульта), перед глазами которого я поместил свою надпись, мог ее прочитать, однозначно понять и отреагировать быстрым прыжком к двери в течение времени, не большем, чем сутки, поэтому — чтобы не пугать его понапрасну — я вообще не появлялся в поле его зрения.