– Ну, вероятно, потому, что Наполеон приказал ее сжечь.
– Это логичное объяснение. Но я думаю, что Москва сгорела в 1812 году и по другой причине. Возможно, маленькому корсиканскому мальчику по имени Наполеон когда-то сказали что-то очень обидное – отец, мать, кто-то из друзей или, может быть, девушка. Может быть, его назвали коротышкой? Кто знает? Мальчик обиделся, обозлился. И именно эта злоба повлияла на всю его последующую жизнь. В результате – война, огромное количество жертв, пожар Москвы и его собственное отчаяние. Понимаете? «Маленькая ошибка» и чудовищные последствия.
– То есть вы хотите сказать, что от любого нашего шага может зависеть судьба мира?
– Нет. Я хочу сказать, что от каждого нашего шага, каждого поступка, каждой мысли зависит судьба мира. И еще я хочу сказать, что люди, живущие, не зная о своем даре и не реализуя его так, как должно, каждый день, каждую секунду накапливают в этом мире несметное количество таких «маленьких ошибок». И если в результате мы недовольны окружающим нас миром, то удивляться здесь нечему. Странно, что он вообще еще существует. У него поразительная прочность, он выдерживает чудовищную нагрузку наших «маленьких ошибок»!
– Вы хотите сказать, что каждый из нас ответственен за судьбу мира?!
– Я хочу сказать, что когда вы в следующий раз почувствуете в своем сердце злобу, и эта злоба толкнет вас на грубость, черствость или еще какую-нибудь «мелочь», знайте, что в результате могут погибнуть миллионы людей, а может быть и весь мир. А когда у вас на сердце будет радость, и вы поделитесь этой радостью с кем-то, скажете кому-то доброе слово, поддержите в трудную минуту, возможно, именно это – одно ваше слово, одна ваша улыбка, один ваш поступок – предупредит войну, спасет чью-то жизнь или даже весь мир. Так что дело даже не в нашей ответственности. Вопрос в том, понимаем ли мы, сколь велика наша собственная роль во Вселенной.
Мы привыкли думать, что каждый из нас живет в небольшом, замкнутом мире – мы знаем нескольких человек, нас знают несколько человек. Но это ошибка. Мы все тесно связаны друг с другом. Абсолютно все! Это легко понять на примере рукопожатий. Сегодня я поприветствовал вас, а вы, в свою очередь, пожали руку сотрудникам своего издательства. Те пожали руки – своим родным, близким, знакомым. Те – еще сотням, тысячам, миллионам людей. И в результате все мы знакомы – через одно, два, три, ну, может быть, через десять рукопожатий. Но ведь десять – это совсем немного… И точно так же распространяется энергия наших поступков, наших чувств, наших мыслей.
– То, что вы рассказываете, кажется очень верным. Это производит впечатление! Но это только теория.
– Теория?.. Может быть. Знаете, я полтора года работал в детском приюте. Одна моя знакомая родила ребенка и ушла в отпуск, чтобы ухаживать за своим грудничком. А воспитателя на ее место не нашлось. И она попросила меня ее заменить. Я не хотел – какой из меня воспитатель? Думал, пойду, поработаю сколько-нибудь, а там уж все поймут, что я никуда не гожусь, и меня заменят. Пришел, начал работать и не смог уйти.
Это был самый обычный приют на тридцать пять ребят. Но всегда было больше – сорок, а то и пятьдесят. Кто-то сбежал от родителей, кого-то забрали от родителей. Были и настоящие сироты, но все больше при живых родителях. Странно, конечно, но так. Ребята находились у нас временно – пока их родителей разыскивали, или до решения суда – лишение родительских прав, опека. Многие просто ждали у нас распределения в детский дом. В детдома очередь.
Я дежурил – по вечерам, по ночам. И в тот раз было мое обычное дежурство. Вечер уже, поздно. Со мной только санитарка, она же – и уборщица, и буфетчица, и помощник воспитателя. Привозят четверых детей. Соседи вызвали наряд милиции к алкоголикам, на пьяный дебош. Милиционеры застали драку – женщина с ножевым ранением, мужчина тоже с какой-то травмой. Ну, вызвали «Скорую», все оформили. Уходят, и вдруг слышат какой-то шум из кладовки. Отодвинули щеколду, открыли дверь… И заплакали. Мужики заплакали.
В этой конуре жило четверо ребятишек. Самой маленькой – годик, около того. А старшему – десять. В синяках все, грязные, голодные. Родители держали их как зверей. Хуже… Их даже не выпускали на улицу. Кажется, только старший знал, что такое «улица». Его еще выводили. Остальных – нет. Их миром была эта маленькая, грязная кладовка. Они боялись людей, почти не знали человеческой речи, общались друг с другом на каком-то странном наречии.