Не знаю, как эти мысли воспринимаются с листа. Можно ли, читая эти строки, почувствовать то, что пережил я? Не знаю. Но очень надеюсь, что можно. Когда я слушал Анхеля, видел его добрые, светлые глаза, его замысловатая теория об Источнике Света, о материи и Тьме стала мне вдруг абсолютно понятной. Словно по-другому и быть не может.
Когда же Анхель рассказывал мне притчу о юродивом, кровь стыла у меня в жилах, а по спине бежали мурашки, настолько остро я прочувствовал его слова: «Имя каждого из нас – „Легион“». А когда он сказал эту старую, кажущуюся избитой фразу: «Дорогу осилит идущий» – вы не поверите, но я хотел встать и пойти. Я был потрясен и обескуражен.
Признаюсь, в душе я надеялся на многое, но эта встреча превзошла все мои ожидания.
– В своих книгах вы так убедительно пишете о любви… Вы любили когда-нибудь так, как любят ваши герои?
– Древние греки вывели основной принцип красоты, ее главное условие.
– Какое?
– Асимметрия.
– Асимметрия?
– Да. Все красивое асимметрично, чуть-чуть, слегка. Правая сторона красивого лица обязательно хоть немного, но отличается от левой. Симметричное лицо, если искусственно создать такое изображение, непременно покажется вам уродливым. Мы только думаем, что симметрия прекрасна. Но на самом деле она чудовищна. Она мертва. А любовь – это самое красивое чувство.
– Вы замолчали.
– Мы все мечтаем о взаимной любви. О симметрии в любви. Мы хотим, чтобы нас любили так же, как мы любим. Чтобы к нам испытывали ту же силу любви, какую испытывает наше любящее сердце. Чтобы на любовь-страсть нам отвечали любовью-страстью, а на любовь-дружбу – любовью-дружбой, на любовь-уважение – любовью-уважением. Но любовь всегда асимметрична. Вы испытываете страсть, а с вами дружат. Вы дружите, а к вам горят страстью. И даже если все правильно – страсть с одной стороны и страсть с другой – все равно, что-то чуть-чуть неправильно. Не та сила. Не та вера. Не та глубина. Не та правда чувства. Все люди разные. И любимый мною человек никогда не будет любить меня так же, как люблю его я. Просто потому что мы – разные . Даже если он любит меня по-настоящему, он будет любить меня как-то по-своему. Это хорошо. Но… Понимаете, о чем я говорю?
– Вы хотите сказать, что, когда мы говорим о «взаимной любви», мы думаем о симметричных отношениях в любви, а это невозможно?
– Да. Любовь, если она любовь, может быть только красивой, а все красивое асимметрично. Но любовь, в которой нет симметрии, проникнута болью. Она – как вечное стремление к недостижимому идеалу. Может быть, в этой трагичности и есть секрет ее красоты. Подлинная красота?
– Любовь красива болью, которую она причиняет сердцу? Странная мысль. Но очень точная. И страшная…
– Вы спрашиваете, любил ли я? Я любил. Мне было четырнадцать. Ей – тридцать шесть. Двадцать два года разницы. Она могла бы быть моей матерью. Она так и говорила: «Ты для меня как ребенок. И твое чувство – тоже детское. Пройдут годы, у тебя появится опыт, зрелость, и ты поймешь, что любовь – это другое». Годы прошли. Годы имеют такое свойство…
– Она была права?
– Нет. Спустя годы я понял, что именно то чувство было истинным. Лишенное опыта, лишенное зрелости, лишенное понимания, оно было настоящим. Да – наивным. Да – глупым, смешным, может быть, даже нелепым. Но настоящим. Вы не поверите, но я до сих пор помню запах ее волос, ее нежный, ласковый голос. Правда. Я помню, как она смотрела на меня… С жалостью и состраданием. Это обижало… Глупец. Только теперь я понял, что эта печаль в ее взгляде была вовсе не жалостью. Точнее – жалостью, но не ко мне, а к себе. Ведь она безнадежно мечтала обо мне. Но не о том – желторотом. А о том, которому тридцать, сорок, даже пятьдесят. О том, которого не было.
– Вы не пытались найти ее? Потом?
– Она умерла. Спустя несколько лет. От рака.
– Я сочувствую…
– Мы могли быть счастливы с ней эти несколько лет. Четыре года. Четыре года счастья. Много это или мало?
– Наверное, все-таки много. Да и смешно было бы торговаться…
– Четыре года счастья – это вечность! Но она испугалась, а я еще был слишком мал, чтобы чувствовать себя уверенным. Когда один из двоих боится, другой должен быть уверен – полностью, абсолютно. Если ты уверен, ты можешь сделать недостающий шаг – и свой, и за того, кто испугался. Счастье нуждается в уверенности. Счастье сторонится испуганных. Кто знает, быть может, вместе мы бы справились с ее болезнью? Может быть.