Она стремительно худела, у нее ломались ногти, вылезали волосы и начали крошиться ногти…
Мальт прислал целителя, тот не нашел никаких нарушений и посоветовал пить успокоительный ивовый настой.
-Что с тобой происходит? – спросил Мальт, когда Элеонора швырнула приготовленный стакан с ивовым настоем в стену.
-Ненавижу! – прошипела Элеонора и страшно обвела всю залу взглядом. – Ненавижу!
-Ребенка разбудишь, - напомнил Мальт.
-А ты его утешишь! – рявкнула Элеонора нарочно громко.
Маленький Львенок, конечно, проснулся от ее крика и зашелся плачем. Мальт тотчас принялся успокаивать сына, бросив жене:
-Тебя никто не держит!
***
Что с ней стало или что было? ее ли руки дрожали, принадлежали ли ей негнущиеся непослушные пальцы, пока Элеонора отпирала один замок, другой, третий?
В собственном доме. Под звуки детского плача, в полном отсутствии себя и других. Мальт был на службе, кормилица – эта добродетельная медлительная женщина, ушла на рынок по ее просьбе.
«Это мой шанс на свободу» - билось в отуманенном чем-то едким рассудке Элеоноры, а она уже поспешно открывала навесной замочек в шкафчике с ядами.
Схватила первый попавшийся, безжалостно ломая оставшиеся ногти, вырвала деревянную пробку и залпом выпила половину склянки.
Ее тотчас вырвало, но это не помогло – смерть уже была в ней и тщетны были попытки организма призвать жизнь.
Умирала Элеонора долго. она изошла кровавой пеной, выплюнула в кровавом кашле куски какой-то слизи, которые когда-то были какими-то ее внутренностями и еще ползла и ползла по коридору собственного дома в какой-то неясной отчаянной попытке…
Кормилица вернулась нескоро. Она заболталась с одной лавочницей, с другой, и когда вернулась, успела застать еще последние секунды жизни Элеоноры. Ее агонию. Кормилица попыталась упасть в обморок от картины, но детский плач привел ее в чувство. Схватив ребенка, кормилица опрометью бросилась к Коллегии Дознавателей и только передав дитя Мальту, рухнула в спасительную тьму, напуганная и почти безумная от увиденного.
***
Разговоров было много. Они преследовали Мальта до его последнего дня. Они отравили ему все то, что не успело еще без того оказаться отравленным.
Мальт никогда прежде не пил. И ему казалось, что Элеонора принесла ему освобождение, только он почему-то не смог справиться с этой нежданной свободой и долго прикладывался к бутылке, выведя простую формулу: когда страдает тело - душа не успевает болеть.
Вывели его из этой тьмы жестоко – предъявили обвинение в убийстве жены. Обвинение, конечно, было напускным и нарочным – оно преследовало совсем другие цели. Мальт сам делал такие обвинения, получая испуг человека и готовность жертвы сделать все, что угодно, лишь бы с них сняли это обвинение.
Если бы Мальт был трезв, он бы разгадал это. Но он был в странной скорби и попался. Испугавшись, принял предложение участвовать в заговоре против короля, в заговоре, составленном на самых верхах, у самого трона.
Мальт думал, что в его должности некуда падать уже ниже всех грехов и пороков. Оказалось, что есть куда.
-перевод в столицу, в Коллегию Дознания, участие в заговоре против обвинения в убийстве жены, - очаровательно улыбались ему.
Мальт не думал. Он уже знал, что давно проиграл, оставалось лишь попытаться искупить свою вину, перенеся нетронутую любовь и нежность на последнее близкое существо:
-Согласен, если сын поедет со мной.
Рукопожатие завершило договоренность, и Мальт почувствовал, как увяз окончательно.
Конец