Уоткинс мрачно покачал головой.
— Нет. Мы отстаём.
— Подробнее.
— На сборку третьего зонда нам необходимо ещё сорок дней. Затем шесть месяцев, чтобы установить ускорители и провести проверки.
— Можно сократить? — задал вопрос Харрис.
— На установку обычно уходит три дня, — замялся Уоткинс. — Мы можем сократить до двух, остальное уйдёт на испытания.
— Мы можем собрать зонд за тридцать дней? — Директор НАСА поправил галстук и пристально посмотрел на Уоткинса.
— Тридцать? — задумался тот. — Можем. Но дело не в сборке.
— А в чём же? — приподнял бровь Харрис.
— Мы не можем сокращать срок испытаний и проверок. Дело как раз в этом.
— Как часто проверки обнаруживают неисправности?
— Ты предлагаешь не делать проверок? — изумился Скотт Беннетт. — Марвин! Ты так печёшься за свой имидж, что готов рисковать проектом?
— Естественно, я боюсь за свой имидж, — нисколько не смущаясь, подтвердил Харрис, подходя к столу и опираясь руками о спинку стула. — Отложить экспедицию ещё на шесть месяцев? Об этом не может быть и речи! Конгресс выделил нам огромный бюджет, а президент объявил на весь мир, что мы возвращаем Америке звание великой космической державы, поэтому необходимо занимать доминирующую позицию в космосе. Будущее за пределами Земли, это наше будущее! И теперь вы говорите мне отложить запуск ещё на полгода? Ты понимаешь, Майкл, сколько дерьма на нас выльется?
— Есть объективные трудности с двигателями зондов, — сообщил Уоткинс.
— И в чём они?
— В том, что это русские двигатели. Нам удалось получить только чертежи, но это новая технология, требующая испытаний и проверок. И мы не можем обратиться за помощью к Советам, потому что украли их технологию.
— Допустим, — кивнул Харрис, выпрямляясь. — Только учти, все сейчас на нашей стороне. У нас поддержка конгресса и президента. Но если мы будем ждать ещё полгода, тогда всем будет наплевать. Через полгода русские уже высадятся на Марсе, и тогда о финансировании подобных проектов НАСА придётся забыть навсегда. А это, между прочим, и ваша зарплата в том числе, как и рабочие места.
— Откуда такая уверенность? — удивился Скотт Беннетт.
— О чём ты? — не понял Харрис.
— Я про русских. Как им удастся решить проблему радиации?
— К примеру, двойными стенками аппарата. Как в термосе, — предположил Алан Мартинес. — Между ними можно залить слой воды и даже топлива.
— Да, он прав, — согласился Майкл Уоткинс. — Мы тоже работали над подобной конструкцией для лунной программы, но не добились успеха.
— Господа! Это проблемы русских, — строго сказал Харрис. — У нас своих проблем предостаточно. Как у нас обстоят дела с расчётом орбиты предстоящего полёта? — Он посмотрел на специалиста по астродинамике.
— Все двадцать пять траекторий обеспечивают достижение Центавра. Отличия длительности тяги и потребностей в топливе незначительны, — уверенно сообщил Мартинес.
— Хорошо. Тогда мы отправим «Титан», используя траекторию Гомана, — кивнул Харрис. — Это позволит удвоить тягу и компенсировать отставание по мощности от русских ракет. Если вспоминать лунную программу, то тогда у нас не оказалось ракеты, способной вывести на орбиту именно тяжёлые аппараты. Я прав, Майкл?
— Да. Ни «Титан», ни «Атлас» не подняли бы аппарат с защитой от радиации по принципу термоса.
— А на Марсе? Его атмосфера не защитит от радиации, — не унимался Скотт Беннетт. — Она в сто раз разреженней земной. Как же русские отваживаются на подобную экспедицию? Ведь всё дело в них, в русских? А прав, Мартин? — Он пристально взглянул на директора НАСА.
Тот недовольно поморщился.
— Это конкуренция, Скотт. Либо мы их переиграем, либо они нас. Мы и так плетёмся в аутсайдерах. Полёт на Марс для русских будет новым техническим и научным прорывом. Какая разница, каких жертв это им будет стоить? На их месте я поступил бы так же.
— Нет, полгода там вполне нормально можно работать, — отозвался со своего места профессор Кларк. — Год это определённый риск, но всё же. А вот два и больше это гарантированная лучевая болезнь.
— Я думаю, если русские летят на Марс, то их миссия не будет столь долгой, — снова поморщился Мартин Харрис.
— Но если мы столкнулись с трудностями использования термоядерных двигателей, то и русские могут столкнуться с теми же трудностями, — заметил Майкл Уоткинс.
— Возможно, — нехотя согласился с ним директор Харрис. — Давайте оставим русских в покое и вернёмся к вопросу о возможности сокращения времени наших испытаний. Скажем, до трёх месяцев.
— Три? — с ужасом покачал головой Уоткинс.
— Ты скажешь это невозможно? Не заставляй меня произносить речь о большом потенциале вашей Лаборатории. Ведь это будут только слова. А вот что реально вам поможет, так это сверхурочные. Верно?
Харрис пристально посмотрел на Уоткинса.
— Пожалуй, — неуверенно кивнул тот. — Сверхурочных уйдёт ужас сколько!
— И всё же, мы не можем так рисковать, — запротестовал Скотт Беннетт. — Если что-то пойдёт не так, мы потеряем зонды. А без них вся миссия летит к чёрту. Верно, Найджел? — Он посмотрел на Кларка.
— Да, — подтвердил тот. — На восстановление биоматериала уйдёт как минимум три месяца.
Мартин Харрис хмуро посмотрел в окно. Спросил:
— Есть безопасный способ сэкономить время?
Все молчали.
— Доктор Эванс! Что вы думаете об этом?
— Я полностью согласен с профессором Кларком, — кивнул Роберт. — Нам придётся организовывать новые экспедиции буквально по всему свету: в Канаду, в Гренландию или в Антарктиду.
— Зачем?
— Нами использовались организмы-экстремофилы. В частности лишайник Ризокарпон и касатония, бактерии peinococcusradiodurans…
— Что это такое? — удивился Харрис.
— Это самый устойчивый к радиации микроорганизм.
— Это всё?
— Нет. В проекте «Ашвины» использованы семена арабидопсиса, бактерии GFAJ-1, выживающие в высоких концентрациях мышьяка. За ними придётся отправляться на озеро Моно.
— Ну, это не так уж далеко, — усмехнулся Харрис.
— Да. В отличие от прокариотов-термоацидофилов, живущих около жерл подводных вулканов. За ними придётся спускаться к отрогам Большого Атлантического хребта… В общем, всего около двадцати видов экстремофилов, которые нужно будет собирать по всему миру заново.
— Я вас понял, благодарю за исчерпывающую информацию, — кивнул директор НАСА и после минутного раздумья, сообщил: — Вам всем это не понравиться, но мы отменяем шестимесячные проверки.
— Если это станет известно, — начала было Эмили Льюис, но Харрис перебил её.
— Я отвечу. Начинайте! У Майкла три месяца, чтобы подготовить зонды и ракету-носитель к полёту. Сейчас только это важно. Нам нужна согласованность действий!
— Что вы думаете обо всём этом? — спросил профессор Кларк по дороге в аэропорт.
— Мне кажется, с нашей стороны идёт какая-то борьба амбиций, — отозвался Роберт. — Наукой здесь и не пахнет. Как я понимаю, власть имущие последнее время слишком заняты стремлением урвать кусок в крупнейшей игре тысячелетия и им плевать на всё, кроме денег.
— Что ж, возможно, вы и правы. — Кларк достал свою трубку и задумчиво сунул её в рот. — А вы думаете, русскими движут какие-то иные мотивы?
— Мне кажется, да. У них жизнь устроена по-другому. Их цель не деньги, а светлое будущее. Идеалисты-параноики, готовые на любые жертвы ради иллюзорного счастья для всех и каждого, как пишут наши газеты, — печально усмехнулся Роберт. — Как можно думать, прежде всего, обо всех, а не о себе? А профессор?.. — Роберт посмотрел на своего спутника и покачал головой. — Пожалуй, мне их не понять.
— Тем не менее, они много уже достигли, — заметил Кларк. — А что будет дальше?.. Да, здесь не всё так очевидно, как пишут наши массмедиа. Мы явно отстаём и отстаём в чём-то кардинально важном и основополагающем. И это не технологии или промышленное производство. Нет. Хотя и здесь у нас не всё так гладко.
— Но если наше руководство в итоге угробит зонды, остаётся надежда, что мы не лишимся работы. Как вы думаете, профессор? — Роберт с надеждой посмотрел на Кларка.
— Что ж, посмотрим, посмотрим, — закивал тот. — В одном вы ошибаетесь, Роберт. С провалом этого проекта завершиться и наша с вами работа в НАСА. Вы же слышали, что сказал Харрис? Нас лишат финансирования. И если всё это не ради науки, а из-за денег и чьих-то амбиций, то так оно и будет. Уж поверьте мне.