Вечерело. Вокруг громоздились покатые земляные скаты, пронизанные, словно жилами, извилистыми корнями деревьев. Чуть выше, над краем огромной ямы, стелился тонкий полог белёсого тумана, пронизанного острыми красными стрелами закатного солнца.
У-Син огляделся вокруг. Он сидел на горе пластиковых мешков, в которых угадывались очертания человеческих тел. Всё дно могильника было заполнено ими. Ужас и отвращение охватили его. Скользя на мягких телах, завёрнутых в синий пластик, У-Син стал отчаянно карабкаться наверх, цепляясь непослушными пальцами за торчащие отовсюду корни. Наконец, ему удалось выбраться из этой страшной братской могилы. По её краю в землю были врыты пузатые баллоны, сочившиеся тем самым белёсым «туманом», который создавал плотную завесу над могильником. В нос У-Сину ударил резкий хлорный запах.
Лес действительно оказался совсем близко, в нескольких десятках шагов, и вокруг, насколько хватало взгляда, не было ни души.
У-Син вскочил на ноги и бросился в сторону спасительной лесной чащи, путаясь в стеблях жёсткой высокой травы, мешавшей бежать. Щиколотки босых ног изрезались острыми тугими стеблями, но У-Син не обращал на это внимания.
Смолистые толстые стволы толпились у подножья пологой горы, радостно шелестя на ветру фиолетово-бордовой хвоей. Лес встретил его приветливой прохладной, в которую хотелось окунуться, как в океанские воды. В низком подлеске сновалиюркие птахи, сверкая на солнце золотистым опереньем и склёвывали грозди крупных синих ягод.
У-Син сорвал одну такую гроздь и с упоением стал поедать сочные, слегка терпкие ягоды. Сердце его наполнилось давно забытой беззаботной детской радостью. Повинуясь ей, У-Син бодро зашагал в гору по едва приметной тропе, петлявшей между деревьев. Хотелось забраться повыше, чтобы оглядеться вокруг и понять, куда идти дальше. Дальше…
А что дальше? У-Син плохо понимал, что ему делать дальше. Нежданно полученная свобода затмила собой реальность. Будущее между тем было как никогда темно и беспросветно. Упиваясь каждой минутой, проведённой вне тюремных стен, он совсем не думал о будущем. А подумать о нём стоило.
У-Син уселся на серый валун, заросший мхом, и опять мысленно вернулся к образам жены и дочерей. Как ему незаметно пробраться на остров, чтобы увезти их с собой?.. Увезти… Но куда он их сможет теперь увезти? Ведь в Четджи все знают, что он в тюрьме, а здесь думают, что он умер. Если его поймают, то непременно пострадает доктор Мун, который спас ему жизнь, помог обрести долгожданную свободу. Этого допустить никак нельзя. Но без денег и документов на этой планете вряд ли можно протянуть долго… Проклятая жизнь, будь она неладна!
У-Син сломал тонкий прут и принялся в отчаянии хлестать им траву вокруг, а затем бросился напролом сквозь колючие кусты и через несколько шагов замер на месте. Деревья расступились, и он понял, что совсем незаметно для себя добрался до перевала. Сейчас У-Син стоял на ровной каменной площадке, упиравшейся в отвесную серую скалу метрах в тридцати от него, зиявшую широким чёрным провалом.
Что это? Пещера?
У-Син огляделся по сторонам, напрягая слух и зрение. Полог леса стелился повсюду, в противоположной стороне от солнца редея и переходя в обширную степь, расстилавшуюся до самого горизонта. Кровавый бок солнца почти полностью скрылся за верхушками деревьев и на стремительно темнеющем небе уже начали появляться первые звёзды, а у далёкого восточного горизонта стали загораться одинокие огни, вскоре слившиеся в широкую светящуюся полосу.
«Возможно, там город или какой-то посёлок? — размышлял У-Син. — Может быть, это и есть Гаоян? Нужно будет идти в том направлении, чтобы потом добраться до побережья. Хорошо было бы раздобыть какой-нибудь еды и новую одежду. В тюремной робе ему вряд ли удастся попасть даже на рыбацкое судно, не говоря уже о винтолёте».
Ночь как всегда надвигалась стремительно. У-Син решил переждать её в пещере, а утром идти в сторону огней, перед этим хорошенько обдумав план дальнейших действий. Он осторожно подошёл к зияющему, как пасть, входу, опасаясь, что внутри может находиться логово какого-нибудь дикого зверя. Лучи закатного солнца ещё стелились над лесным пологом и в их свете У-Син ясно разглядел на каменной стене какую-то странную надпись. Он провёл по шероховатому камню пальцами, изумившись тому, что буквы не вырезаны резцом, а как будто выжжены чем-то. Но ещё больше У-Сина поразило то, что надпись эта сделана на незнакомом ему языке.
Оторопев от неожиданности, У-Син отёр рукавом вспотевший лоб и крадучись вошёл в пещеру, выставив перед собой на всякий случай руки, словно готовясь к неожиданному нападению.
— Эй! Есть здесь кто? Отзовись!
Тревожный голос У-Сина погрузился в темноту и разнёсся под невидимыми сводами гулким эхом. И тут же где-то впереди раздался звонкий щелчок, будто высвободилась туго сжатая пружина. Уже в следующее мгновение в непроглядном мраке вспыхнула яркая голубая искра и развернулась тонким вертикальным веером света, отливавшего глубокой синевой. Этот световой веер настиг У-Сина, как бы ощупывая его с головы до ног, а оцепеневшего от испуга беглец почувствовал, что его неистово колотящееся сердце вот-вот вырвется из груди.
Прошло, наверное, несколько мгновений, а может быть больше. Время будто бы остановилось для У-Сина. Затем синий свет погас и с двух сторон в темноте что-то тихо зажужжало. Холодок страха стремительно заполнял грудь У-Сина и сердце его тоскливо заныло. Перед глазами неудержимым вихрем пронеслись лица жены и дочерей.
В следующий миг две ослепительные молнии с глухим треском ударили в тело У-Сина с разных сторон, пронзая его страшной болью, которая сдавила сердце и лёгкие железными тисками. В глазах померкло. Падая на холодный камень, У-Син понял, что это конец, что он умирает.
Примечания:
9. «Охайо!….. Нандешо?» — «Доброе утро! Что вам угодно?»
10. «Хаи. Ичибу….. Ваташи ва аната ни тсуите хококу шимас» — «Да. Одну минуточку. Я доложу о вашем приезде».
Часть 2. Глава 4
глава четвёртая
ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ
«…«Земля»! «Земля»! Мы падаем в Атлантику. Слышите меня? Действуем по протоколу… Прощайте, товарищи!..»
Чей-то дрожащий от напряжения голос кричит в ушах, пробиваясь сквозь тягучую тишину, заполнявшую всё вокруг. А затем уже другой нестройный голос где-то далеко затягивает песню, до боли знакомую песню:
«Орлёнок, орлёнок, блесни опереньем,
Собою затми белый свет.
Не хочется думать о смерти, поверь мне…»
Слова постепенно стихают, проваливаясь в бесконечность, из которой вырывается оглушительный грохот, швыряющий в лицо охапку убийственного огня. Опалённое им тело, будто взрывается изнутри, распадаясь на тысячи, миллионы и мириады молекул, сверкающих ослепительными искрами. Их сияющий водопад сливается в тугой пылающий шар, который стремительно падает в клокочущие тёмные воды с немыслимой высоты.
И вот тебя уже нет, но ты смотришь на это убийственное падение — смотришь будто бы со стороны, смотришь спокойно и отчуждённо, пока откуда-то сверху не спускается ослепительно сияющая пустота, окутывающая тебя — невесомого и бестелесного — уютным одеялом.
А потом свет гаснет… Тьма… Беспросветная тьма, в которой повсюду ворочаются невидимые и от того ещё более ужасные чудовища, готовые пожрать тебя без остатка. Ты сопротивляешься, борешься со своими страхами, карабкаешься куда-то вверх, хотя не осознаёшь ни верха, ни низа, ни конца, ни начала. И, наконец, снова оказываешься во власти животворящего света. Этот свет повсюду — он не холодный и не обжигающий, не слепящий и не тусклый, он всеобъемлющ и безграничен. И ты весь в нём, весь без остатка, как и бессчётное множество бестелесных существ, таких же, как ты. Светоносная бесконечность несёт несказанное блаженство и покой, пока неведомая могучая сила вдруг не начинает тянуть тебя куда-то, сдавливая и сжимая до размеров атома. Снова тьма, снова стремительное падение в бездну, в неизвестность…