СЛУЧАЙ 2. Восьмилетней девочке пересажено сердце десятилетней девочки, убитой насильственным образом. Реципиента начинают мучить кошмары; она вспоминает детали, известные только жертве, например: когда и как произошло убийство, а также личность преступника. Её свидетельство оказывается истинным, и убийца пойман.
СЛУЧАЙ 3. Трёхлетний арабский ребёнок получает сердце еврейского ребёнка и, очнувшись после операции, просит дать ему еврейское лакомство, о котором никогда не слышал раньше.
СЛУЧАЙ 4. Человеку за сорок пересажено сердце юноши. Реципиент внезапно начинает проявлять большой интерес к классической музыке. Донор погиб от случайной пули в уличной перестрелке и умер, прижимая к себе футляр со скрипкой.
СЛУЧАЙ 5. Пятилетнему мальчику пересажено сердце трёхлетнего. Пятилетка начинает говорить с донором, словно с воображаемым другом, называя того Тимми. Родители провели некоторые исследования, в ходе которых обнаружилось, что имя донора было Томас, но близкие называли его Тимми.
Нейропсихолог доктор Пол Пёрселл зарегистрировал в общей сложность 150 подобных случаев.
http://www.paulpearsall.com/info/press/index.html
Рейншильды
Она волнуется за него. Он всегда относился к их работе со страстью, но она никогда не видела его таким. Все эти бесконечные часы в лаборатории, тёмные круги под глазами, разговоры во сне... Он теряет вес, что неудивительно: кажется, он вообще перестал есть.
— Он словно супермозг без тела, — замечает Остин, его ассистент, который за полгода работы у Дженсона из тощей оглобли превратился в крепкого молодого человека с нормальным весом.
— Пожалуйста, скажи мне, над чем он работает? — умоляет его Соня.
— Он сказал, вы не желаете принимать в этом участие.
— Не желаю. Но я имею право знать, над чем работает мой собственный муж!
Это так в духе Дженсона — понимать её слова буквально. И делать ей назло. Прямо детский сад.
— Он говорит, что сообщит вам, когда настанет время.
Не стоит и пытаться выведать что-то у этого парня — он предан Дженсону, словно немецкая овчарка.
Соня считает, что такая одержимость Остина в отношении её мужа лучше, чем отчаяние, в котором он пребывал прежде. Теперь у парня, по крайней мере, есть цель, есть что-то, отвлекающее его мысли от последствий Соглашения о расплетении. В их новой реальности по стране, словно грибы после дождя, появляется множество клиник; и каждая завлекает покупателя рекламой молодых, здоровых органов: «Живите 120 лет и больше! — вещают объявления. — Избавляйтесь от старых и получайте новые органы!» Никто не задаёт вопросов, откуда эти органы берутся, однако всем это известно. Теперь расплетают не только «дикарей». Инспекция по делам молодёжи разработала форму ордера, по которому родители могут отдать на расплетение своих «неуправляемых» детей. Сперва Соня сомневалась, что кто-либо когда-либо воспользуется этой формой; она ожидала, что нововведение вызовет гнев и негодование общественности. Ничего подобного. В течение первого же месяца одна семейная пара из их жилого района отдала своего сына на расплетение.
— Вообще-то, я считаю, они правильно поступили, — доверительно сказала Соне соседка. — Этот мальчишка был просто ходячей катастрофой. Того и гляди случилась бы трагедия.
Соня больше не разговаривает с этими соседями.
День за днём она наблюдает, как её муж изматывает себя, не обращая внимания на её бесконечные мольбы поберечься. Соня даже угрожает разводом, но оба знают, что это лишь пустые слова.
— Уже почти готово, — сообщает он ей однажды вечером, возя вилкой по тарелке с макаронами — он практически так ничего и не съел. — Вот увидишь, Соня — это всё изменит.
Однако он так и не рассказывает ей конкретно, над чем работает. Крошечный намёк на происходящее Соня получает от его ассистента. Нет, парень по-прежнему держит рот на замке. Просто когда он начинал работу у Дженсона, на руке у него было только три пальца. А теперь их пять.
18 • Лев
Он летит сквозь плотный лесной шатёр — высоко в кронах, купающихся в небесах. Ночь, но луна светит ярко, как солнце. Земли нет, только деревья. Или, может, земля просто не имеет значения, поэтому её всё равно что не существует. При дуновении тёплого ветерка листва перекатывается волнами, словно океан под ясным небом.
Перед ним по ветвям скачет какое-то существо, иногда оборачиваясь и бросая на Лева взгляд. У существа огромные мультяшные глаза на маленькой мохнатой мордочке. Нет, оно не убегает от Лева, оно ведёт его за собой. «Сюда!» — словно говорит оно своими глубокими глазами, в которых отражается лунный свет.
«Куда ты меня ведёшь?» — хочет спросить Лев, но не может вымолвить ни слова. Да даже если бы и мог, вряд ли стоит ожидать от существа ответа.
Лев перелетает с ветки на ветку с прирождённой ловкостью, которой он не обладает в действительности. Вот почему юноша понимает, что умер. Уж слишком это переживание реально, чтобы быть чем-то иным. При жизни Лев никогда не лазал по деревьям; в детстве ему это запрещали родители. Десятина должен заботиться о своём драгоценном теле, говорили ему, а лазание по деревьям чревато поломанными костями.
Поломанными костями...
Именно это и случилось в автомобильной аварии, из которой он вышел с тяжёлыми внутренними повреждениями. Должно быть, его положение было ещё хуже, чем все полагали. Последнее, что он помнит — это эпизод у восточного въезда в резервацию арапачей. Кажется, он что-то говорил привратнику, но что — забыл... У него тогда резко повысилась температура, и ему хотелось только одного — спать. Он даже не узнал, пустили их в резервацию или нет — потерял сознание.
Но сейчас это не имеет значения. Смерть делает волнения и заботы живых неважными. Такими же несущественными, как и земля где-то далеко внизу — если там вообще есть земля.
Лев снова прыгает, его движения ускоряются в ровном ритме, подобном биению сердца. Ветки, кажется, сами собой возникают именно там, где надо.
Наконец он достигает края леса… нет, края мира. Внизу и вверху — тьма и звёзды. Лев ищет глазами зверька, приведшего его сюда, но того и след простыл. И вдруг юноша с мрачным удивлением осознаёт, что никакого зверька никогда и не было. Это он сам проецировал перед собой своего духа-хранителя и следовал за ним в кронах деревьев.
Над головой сияет полная луна, такая огромная, что, кажется, стоит только протянуть руку — и схватишь её. И тут Лев соображает, что именно это ему и надлежит сделать: похитить луну.
Но ведь этого нельзя делать, последствия будут ужасающими! Изменятся приливы-отливы, и океаны взъярятся в негодовании. Наводнения затопят землю, а моря превратятся в пустыни. Воздвигнутся новые горы, и людям придётся приспосабливаться к изменившейся реальности. Если он сорвёт луну с неба, изменится сам лик земли.
С бесконечным восторгом Лев воспаряет над краем мира. Он летит, летит к луне, широко раскрыв объятия.
Лев открывает глаза. Нет никакой луны. Нет никаких звёзд. И лесного шатра тоже нет. Лишь белые стены и белый потолок комнаты, в которой он давно не был. Он слаб, весь в поту; тело болит, но Лев не может определить, где средоточие боли. Кажется, она везде. Значит, он не умер. На мгновение он даже ощущает разочарование. Потому что если смерть — это радостное путешествие в кронах деревьев, то он вполне может с этим жить. Вернее, нежить, если хотите.
Именно в этой комнате он и надеялся очнуться. За письменным столом у противоположной стены сидит женщина и что-то записывает в журнале. Он знает её. Он даже любит её. Лев мог бы на пальцах пересчитать людей, встреча с которыми доставила бы ему истинное счастье. Эта женщина — одна из них.