Фургон спускается в долину, и перед Старки открывается широкий вид на лагерь «Холодные Ключи». Как со всеми заготовительными лагерями, его продуманный дизайн, создающий иллюзию умиротворения и покоя — часть преступного замысла. Бывает, что даже здание, в которое дети входят и из которого уже не возвращаются, с виду такое же уютное, как домик любимой бабушки. Старки вздрагивает от омерзения при этой мысли.
Те, кто строил «Холодные Ключи», постарались придать лагерю облик типичного Западного посёлка; однако обширный искусственный газон в окружении традиционного вида строений режет глаз, красноречиво свидетельствуя, что всё это фальшивка.
Грузовик приближается к охраняемым воротам. Бубба обильно потеет.
— Кончай потеть! — шипит Старки. — Они же заподозрят неладное!
— Да как же я могу не потеть?!
Охранник на воротах делает что положено: проверяет водительские документы и путевой лист; то, что водитель весь исходит потом, похоже, ускользает от его глаз. Не обращает он никакого внимания и на Старки, одетого в серый комбинезон транспортного рабочего. Покончив с делом, охранник направляется в будку, нажимает на кнопку, и ворота медленно открываются.
Пришёл черёд Старки потеть. До нынешнего момента всё это были лишь планы, предположения; даже когда они спускались в долину, лагерь не казался ему чем-то реальным, принадлежащим этому миру, но сейчас, когда он внутри, обратного пути нет. Дело придётся довести до конца.
Фургон подъезжает к разгрузочному пандусу — около него уже поджидает команда воспитателей, готовых приветствовать новоприбывших самыми сердечными улыбками, затем рассортировать их и развести по корпусам, где они и будут дожидаться расплетения. Но сегодня события обернутся иначе.
Задние двери фургона распахиваются, и вместо аккуратных рядов связанных по рукам и ногам расплётов лагерные сотрудники сталкиваются с чем-то совершенно неожиданным. На них, вопя и потрясая оружием, обрушивается армия подростков.
В то же мгновение, когда начинается заваруха, водитель выпрыгивает из кабины и удирает. Старки не обращает на него внимания — мужик сделал своё дело, пусть катится. Вопли нападающих сменяются грохотом выстрелов. Лагерные сотрудники уносят ноги со сцены военных действий, а на их место устремляются охранники.
Старки выскакивает из кабины и видит, как падают его драгоценные аистята: с восточной башни разгрузочный пандус как на ладони, и оттуда бьёт снайпер — каждый выстрел в цель. После нескольких первых зарядов с транком снайпер меняет винтовку. Следующий упавший парнишка уже никогда не поднимется с земли.
«Чёрт это всё по-настоящему всё по-настоящему всё по-...»
Снайпер целится в Старки.
Тот успевает увернуться, и пуля с проделывает аккуратную дырочку в двери кабины. Старки в панике прыгает за валун, ударяется об него больной рукой и сыплет ругательствами.
Аистята рассыпаются в стороны. Некоторые из них уже лежат недвижно, но другие не сдаются; кое-кто использует работников лагеря в качестве живых щитов.
«Я не могу умереть! — думает Старки. — Кто будет ими руководить, если я погибну?»
Но и прятаться за валуном тоже больше нельзя. Аистята должны видеть своего лидера сражающимся. Видеть, что он впереди. И не только аистята, но и расплёты, которых он пришёл освободить.
Старки высовывает голову из-за валуна и прицеливается из своего пистолета в тёмную фигуру на башне. Снайпер расстреливает ребят, бегущих по искусственному газону. Четвёртый выстрел Старки оказывается удачным — снайпер падает.
Но здесь полно других охранников и других башен.
Спасение приходит со стороны ребят — обитателей лагеря. Ведь сейчас разгар дня, они все на улице: кто занимается спортом, кто оттачивает другие навыки, ведь чем лучше физическое и умственное состояние расплёта, тем выше цена его органов после разделения. Когда ребята соображают, что происходит, они бросают свои занятия, нападают на воспитателей и превращают атаку извне в полномасштабный переворот.
Старки устремляется в центр событий, зачарованный тем, что разворачивается перед его глазами: воспитатели и прочие работники бегают, как ошалелые, охранники повязаны, отобранное у них оружие пополняет арсенал аистят. Старки замечает женщину в белом халате — та мчится через газон за угол ближайшего здания, пытаясь на ходу позвонить по мобильнику. Как бы не так! Ещё до захвата аистятами транспортного фургона Дживан и его команда вывели из строя обе телекоммуникационные башни, обслуживающие долину. Никакая информация не вырвется отсюда иначе, чем на двух ногах.
Восстание набирает силу, подпитываемое отчаянием и внезапной надеждой. В конце концов даже охранники перестают сопротивляться и пытаются спастись бегством, но десятки ребят налетают на них, валят на землю и заковывают в их же собственные наручники. «Прямо как в «Весёлом Дровосеке! — думает Старки. — Только на этот раз всё сделано по-правильному. Потому что яруковожу!»
Лагерный персонал, склоняется перед численным превосходством противника. Всего четверть часа — и лагерь освобождён.
Ребят охватывает восторг. Некоторые плачут от радости, другие — от скорби по погибшим и умирающим товарищам. Адреналин всё ещё кипит в крови, и Старки решает воспользоваться этим. Мёртвых не воскресишь, надо сконцентрироваться на живых, отвлечь внимание ребят от цены, уплаченной за свободу. Он спешит на площадку для общих сборов, где посреди искусственного газона возвышается флагшток.
Старки выхватывает из рук какого-то аистёнка автомат и выпускает очередь в воздух. Теперь всеобщее внимание обращено к нему.
— Меня зовут Мейсон Майкл Старки! — громовым командирским голосом возвещает он. — И я только что спас вас от расплетения!
Как и следовало ожидать, отовсюду несутся восторженные крики. Старки приказывает бывшим заключённым разделиться: аистята налево, остальные направо. Расплёты не торопятся подчиниться, но люди Старки недвусмысленно поводят стволами. Ребята расходятся на две группы. Аистят около сотни, остальных примерно триста. К счастью, среди них нет десятин. В этом лагере вообще нет десятин. Старки обращается сначала к не-аистятам, жестом указывая на главный въезд:
— Ворота открыты. Перед вами дорога к свободе. Идите!
Расплёты поначалу колеблются. Затем некоторые из них поворачиваются и направляются к воротам, за ними другие, и через мгновение вся толпа устремляется к выходу. Старки ждёт, пока не исчезает последний, затем обращается к оставшимся аистятам из лагеря:
— А вам я предоставляю выбор. Можете либо присоединиться к ушедшим, либо стать частью нашего великого дела. Всю жизнь с вами обращались как с людьми низшего сорта, а потом нанесли самый коварный удар — отправили сюда. — Он широко разводит руки в стороны. — Мы все здесь аистята, обречённые на расплетение, но мы вернули себе власть над своими жизнями и теперь мстим. И сейчас я спрашиваю: хотите ли вы отомстить? — Старки замолкает и, получив несколько не очень энергичных откликов, повышает голос: — Я спросил: вы хотите отомстить?!
Теперь, должным образом взведённые, аистята отвечают единым стройным хором:
— Да!
— В таком случае, — говорит Старки, — добро пожаловать в «Аистиный батальон»!
32 • Хэйден
Незадолго до поднявшегося в лагере шума Хэйден принимает душ. Последнее время он делает это не меньше трёх раз в день, одержимый желанием смыть с себя всю грязь своего положения. Юноша понимает, что сколько ни мойся — всё напрасно, но лучше уж так, чем совсем ничего. Остальные расплёты ненавидят его так же сильно, как и своих тюремщиков, потому что считают его одним из них. Начальник лагеря Менард добился своего. Теперь все верят, что Хэйден переметнулся на другую сторону и работает на Инспекцию. Да он бы скорее умер! Но люди верят тому, что видят, и не догадываются, что это лишь иллюзия. Нет, никогда Хэйдену не отмыться от грязи, но он всё равно пытается.
Однако сегодня, выйдя из душа, он обнаруживает, что его мир полностью переменился.