- Как умерла? Что случилось?
- Да не знаю я, что случилось, – он вдруг как-то помрачнел, будто сам пожалел, что вспомнил. – А через месяц и самого Сереги не стало. Вот и поползли слухи по деревне, мол это Лена порчу наслала. Да не забивай себе голову, наплел тут, старый дурак. Давай выпьем лучше, Гелька!
Геле хотелось задать тысячу вопросов об этой странной истории, но по настроению соседа она поняла, что это бесполезно. Поэтому она взяла рюмку, наполненную до краев, и сказала:
- А давай за тебя, дядя Вадим! Спасибо тебе за все. Что всегда относился по-человечески, что сейчас рядом. За тебя!
- Ну, спасибо, Гелечка, – они выпили, Вадим прищурился, и в морщинистых уголках его глаз заблестели слезы. – Ты моя хорошая, ты же на моих глазах выросла! Любопытная такая была, в батьку. Помню, начиталась где-то про ласточкин камень, что им можно, мол, болезни лечить. Так ты в гнездо залезла, птенчика там схватила, и вскрыла ему брюшко, камешки искать. Пришла домой, все платьице в крови испачкала, Машка давай орать, а я говорю, чего ты, она же изучает, будет ученая!
- Господи, дядя Вадим, ужас какой, я такое не помню, – Геля поперхнулась от неожиданности.
- Да не помнишь, конечно, малая совсем была, – он обнял ее за плечи и притянул к себе, она почувствовала его горячее пьяное дыхание. – Ох, Гелечка, что за жизнь у нас такая. Пролетает – не заметишь! Старый я стал… Вот и папка твой, вроде недавно совсем с ним куролесили пацанами, а теперь.
Вадим прижал к лицу сжатый кулак и несколько раз вздрогнул.
- Дядя Вадим, ну ты что…
- Извини, извини, перебрал чутка. Ладно, давай, давай, расходиться будем, заболтал я тебя совсем.
Геля помогла старику убрать со стола, несмотря на отказы, увела его спать и быстренько помыла грязную посуду. На дворе уже было темно, и как бы ни хотела она этого избежать, ей пора было возвращаться домой.
Ночь вторая
Геля тихонько проскользнула в дом, надеясь в душе, что мать уже спит. К сожалению, она ошибалась. Вздохнув, Геля пошла навстречу горящему на кухне свету.
Мама, уже одетая в махровый халат, который она всегда надевала, готовясь ко сну, заваривала себе чай.
- Мам, привет, я пришла, у дяди Вадима была.
В ответ молчание, Мария даже не обернулась. Только громко звякала ложка о стеклянные края кружки, совершая оборот за оборотом.
Пытка молчанием была любимым наказанием Марии. И это была действительно страшная пытка. Многие родители не могут долго держать обиду на своих детей, Геля видела это даже на примере своих подруг. Их, бывало, отчитают, могут даже ударить, а потом конфликт сглаживается, сам собой сходит на нет, словно и не было его. Многие родители, но не Мария. Она никогда не позволяла забыть о наказании. Словно судья и тюремщик в одном лице, она сначала выносила приговор, а затем неукоснительно приводила его в действие. Просить о прощении досрочно было бесполезно, пока ты не отмучаешь выделенный тебе срок полностью, помилован ты не будешь. Сам срок же был известен исключительно матери. Оставалось только гадать, на сколько же тянул твой проступок в этот раз. Иногда тебя могли игнорировать день, иногда два. Иногда неделю.
Геля вдруг вспомнила про тот случай, о котором читала в дневнике вчера ночью. Сцены из того дня живо всплыли в ее голове. Как она прячется в бане – месте, где всегда почему-то чувствовала себя безопасно. Но тогда аромат трав и древесины не успокаивал: с испугом она выглядывала в небольшое окошко, ожидая прихода матери из школы, куда ее вызвали за какой-то Гелин проступок. Увидела ее еще издалека, с раскрасневшимся лицом, обхватившую себя обеими руками, быстрым шагом возвращающуюся домой. Из своего убежища Геля рискнула выбраться только ближе к вечеру. Мать, конечно, игнорировала ее существование. Глаза у нее были красные и опухшие. Единственная фраза, которую она бросила дочери в тот вечер, да и то, так, будто это была реплика куда-то в пустоту, не адресованная никому конкретно: «Есть будешь готовить себе сама». А ночью Геля не могла уснуть от громких криков из спальни родителей. Она знала, что они ругаются из-за нее. Но ей бы тоже хотелось, чтобы на нее накричали, отругали, наказали каким угодно образом! Только не это холодное унизительное игнорирование. В тот раз с ней не разговаривали больше месяца.