С годами, когда она росла, легче переживать подобные наказания не становилось. Но ее внутреннее отношение все же менялось – Геля стала чувствовать не стыд, а злобу. В конце концов, она перестала извиняться перед матерью в принципе, отвечала ей той же монетой. Они жили в условиях холодной войны, с редкими перемириями. А отец был между ними, он всегда существовал как-то над схваткой. Конечно, когда Геля была совсем ребенком, он всегда защищал ее и вставал на ее сторону, а затем, когда конфликты между матерью и дочерью стали обоюдными, пытался примирить их, стал наблюдать за противостоянием со стороны. Всем своим видом он показывал, что его эти разборки не касаются. И когда напряжение достигало предела, глаза матери и дочери горели ненавистью, а голоса их срывались на крик, он даже не отрывался от газеты. Но Геле и самой не хотелось впутывать отца в эти непрекращающиеся боевые действия, ей было важно постоять за себя самой.
Сейчас ситуация все же была другой, прошло так много лет, да и сил на все это не было. Геля решила сделать первый шаг. Она направилась за матерью в гостиную.
Единственным источником света в темной комнате был работающий телевизор, голубоватым светом освещая сидящую напротив Марию, осторожно дующую на горячий чай в кружке.
- Я на кладбище была. Хорошее место у папы. Живописное, – молчание в ответ. – Я тут подумала, может тебе помощь нужна какая-то, по дому, по хозяйству. У меня отпуск все равно еще, хочу остаться у тебя на подольше, – на экране кривляется какой-то комик. Мать берет пульт с журнального столик и на пару делений повышает громкость телевизора. – Да и вообще, если вдруг тебе надо поговорить… Я рядом, – мать делает глоток чая. – Мам, может не будем? Хоть не сейчас?
Лицо матери, не выражающее ни единой эмоции, в телевизионном свете похоже на безжизненную маску. Геля пожала плечами и разочарованно вышла.
Проходя мимо спальни родителей, она замерла на секунду. Она прекрасно помнила обустройство этой комнаты: высокий матрас на металлическом каркасе, две тумбочки по краям кровати, на папиной – его очки для чтения и какая-нибудь книга, которую он читал в этот момент, на маминой – кавалькада баночек со вкусно пахнущими кремами, сзади на стене висит ковер. Черно-белая фотография родителей, в уголке вставлена маленькая Геля. В углу стоят высокие напольные часы, громко отсчитывающие секунды. Папина гордость!
Уже взявшись за ручку двери, Геля вдруг прислушалась к себе и поняла, что она ни в коем случае не хочет заходить внутрь. Может дело в том дурацком кошмаре?.. Да нет, глупости. Просто она боится войти и увидеть, как там все изменилось. Войти, и не почувствовать больше папиного присутствия. Войти, и не почувствовать знакомые с детства запахи. А почувствовать запах смерти. Она отпустила ручку, и уверенным шагом ушла в свою комнату.
Лежа в кровати, она думала о странных историях, рассказанных соседом. Что за ужас про птенца, камешки? Может правда он перебрал, вот и нафантазировал? Она точно должна была такое запомнить.
Затем она задумалась о двух мальчишках, играющих в шпионов, выслеживающих неверного мужа. Представляла их, крадущихся по улице, прячущихся за столбом, подначивающих друг друга…
***
Травинки больно покалывали лицо. Она проснулась от легкого холодного ветра, перебирающего ее волосы. От вечерней прохлады тело покрылось мурашками. Геля осторожно приподнялась с влажной земли. Прямо перед ней прямоугольник окна излучал мягкий полусвет, оттеняя две затаившиеся фигуры. Геля осторожно подползла к ним, стараясь не издавать лишних звуков. Двое мальчишек завороженно смотрели в окно небольшой избы, внимательно следя за происходящим внутри. Геля из-за их спин заглянула в полутемное помещение.