Выбрать главу

День третий

Холодная тьма сна сменилась на другую, теплую, утреннюю, ленную. Даже сквозь закрытые глаза она чувствовала проникающие в комнату лучи восходящего солнца. Ей еще не хотелось просыпаться окончательно, не хотелось отрывать голову от подушки, стягивать с себя тяжелое одеяло. Несмотря на все причудливость ее снов, они были спасением от настоящих бед, и казалось, пока она не разорвет тонкую ниточку сновидений окончательно, реальность еще не имеет над ней власти, не вытянет ее из этого межмирья нагретой постели. Но что-то чужеродное пробиралось в ее мир, насильно вытаскивая наружу, заставляя немедленно проснуться. Геля почувствовала, что на нее кто-то смотрит.

Она открыла глаза и увидела перед собой голые, бледные, изуродованные варикозом ноги. Над ней возвышалась мать. В том же махровом халате, что и ночью, с видимыми в дневном свете высохшими пятнами, с растрепанными волосами, она в упор смотрела на дочь. Она смотрела безэмоционально, пробуривая Гелю насквозь. Моментально проснувшись, Геля резко села, вытягивая перед собой одеяло, надеясь защититься от этого устрашающе безжизненного взгляда. Мать, не меняя позы, не переводя глаз, каркающим голосом произнесла:

- Вставай. Надо порядок наводить. Гости придут.

- Какие гости?

Мария проигнорировала вопрос, медленно развернулась и вышла из комнаты. Ее движения были заторможенными, как будто она находилась под водой.

Быстро одевшись, Геля выскочила за ней. Мать стаскивала темное полотно с высокого зеркала в коридоре. Геля бросилась к ней.

- Какие гости? Мама, что ты делаешь? Примета же плохая! – Она испуганно кричала, вырывая из рук Марии полотно и накидывая его обратно на зеркало.

Мать, не сопротивляясь, все также медленно повернула к ней голову, вновь глядя одновременно и на нее, и сквозь нее.

- Никакие. Я ошиблась.

Как в невесомости, она уплыла в родительскую спальню, мерцая белым пятном в темном коридоре. «Как призрак», – подумала Геля. Сквозь распахнутую дверь было видно, как мать легла на заправленную кровать, сминая аккуратно застеленное покрывало, уставилась в потолок своим страшным, немигающим взглядом.

Геле захотелось плакать. Все было так странно, нереально, неправильно. Она не понимала, что ей делать: просить помощь, искать какие-то лекарства, вызывать скорую? Тогда она сделала то единственное, что научилась делать очень хорошо: она сбежала.

***

В кафе, судя по аляповатой вывеске, гордо именующемся «Сафари», было пусто. За барной стойкой скучала молодая, до вульгарности ярко накрашенная девица. Ее спина, облаченная в белую рубашку, причудливо отражалась в стеклянной стене с пивными кранами, на каждом из которых висела пустая литровая бутылка из темного пластика. Она неохотно налила кофе из шумной кофемашины, и процокала с подносом по черно-белой плитке мимо неудобных диванов, покрытых красным скрипучим дерматином, к столику Гели. Горячую полупрозрачную жидкость грязноватого цвета можно было с натяжкой назвать кофе, но Геля была благодарна и этому. Ее руки слегка тряслись после утреннего инцидента, поэтому чувствовать в них легкую боль, сжимая источающую пар белую кружку, было даже приятно.

Инцидент. Так она называла про себя то, что произошло утром. Она боялась сформулировать для себя, что же так напугало ее в этом странном поведении Марии, в ее пустых глазах, потому что где-то внутри, подсознательно, Геля чувствовала, как под тонкой оболочкой тела матери хищно блестит безумие. Тот животный инстинкт, веками и поколениями предупреждавший нас об опасности, то сжимающее чувство тревоги, вспыхивающее при виде странно ведущего себя зверя, те мурашки, пробегающие по спине от неестественного поведения другого человека. Этот инстинкт не обмануть, а сейчас он оглушающей сиреной взвывал в голове Гели.

Это были объективно тяжелые дни, но отчасти за сумбуром происходящего она пряталась от еще более ужасающих мыслей: что ей делать дальше. И если раньше она могла тешить себя мыслью, что можно оставить все как есть, просто вернуться к своей жизни, вернуться в Москву, оставить мать доживать тут одну, то сегодняшнее утро изменило все. Не будет уже как раньше, не будет простого решения.