– Скажи ещё – без истерик. Я ведь не такая, как все.
– Я привык, меня это устраивает. Ты очаровательна, когда злишься. Твою удивительно милую печаль нужно увековечивать масляными красками на огромном холсте.
– Именно поэтому ты всё делаешь мне назло?!
– Вовсе нет, любимая! Я стараюсь попасть в резонанс с твоим настроением, но тщетно: натыкаюсь на шипы и иголки. Ты такая колючая, такая эффектная.
Катенька запросто могла без предупреждения заявиться к мужу в офис, обойти с публичной инспекцией сотрудниц, и при всех начать разборку полётов, – вот с этой кудрявой овцой ты зависал в пятницу у Гарика, с ней, спрашиваю!?
Родион Терентьевич хватал супругу за руку, дико извинялся мимикой и жестами, и уводил прочь, чтобы успокоить объятиями и поцелуями, – зачем ты так, у Юленьки исключительный голос, не представляешь, какие она сочиняет стихи, как их исполняет.
Все всё понимали.
И сочувствовали.
– Мы, конечно, можем уехать куда-нибудь далеко-далеко, например, на плато Путорана, или в пустыню Гоби. Нам с тобой будет хорошо и там. Но дети, подумай о них?
Он вызывал такси, целовал её, отправляя домой, – ты и я… да плевать я хотел на все прочих. У меня врождённое чувство ответственности. Ты и я! Запомни навсегда.
Катенька ждала у подъезда, демонстративно мёрзла.
Он брал отпуск за свой счёт, готовил, лечил её от простуды, читал книжки на ночь, делал массаж.
Говорят, капля камень точит. Основной критерий динамики преобразования – не сила и интенсивность воздействия, а постоянство и затраченное время.
Так случилось и в этой семье.
Если тысячу раз сказать человеку, что он... да неважно, что именно вбивают тебе в голову клином. Любой путь начинается с первого шага.
– Нам надо расстаться, – произнёс однажды сквозь слёзы Родион, – я устал. Давай поживём отдельно, поймём, чего каждому нужно, отчего жизненное пространство вокруг нас насыщено дымом и серой. А там видно будет.
– Ты мне изменил… изменяешь, поэтому решил бросить?
– Думай, что хочешь!
Катенька не могла отпустить его просто так, устроила феерию: костюмы, рубашки, трусы – всё искромсала в клочья.
“Не достанься же ты никому! Не-на-ви-жу!!!”
Расставание получилось впечатляюще эффектным.
Родион собрал вещи, и растворился.
С детьми встречался, с Катенькой – нет. На звонки не отвечал.
Вид у него был настолько потерянный, удручённый, что не заметить этого было невозможно.
– Родион Терентьевич, – чувственно произнесла давно влюблённая в него девчонка, почти ребёнок, у меня сегодня день рождения. И я одна. Составите мне компанию?
– Если бы не было этого предложения, милое дитя… стоило бы его выдумать. Я вам благодарен за такое предложение. Будем веселиться.
– Тебе, Радик, тебе. Друзья должны общаться на “ты”.
Девчушка была так молода, так соблазнительно хороша.
Он корил себя, терзал сомнениями.
Но сдался.
Желания мстить жене не было. Хотелось хоть чем-то заполнить звенящую пустоту, только и всего.
Жанна была великолепна, обворожительна.
Не узнавая себя, не ожидая такого волнения, Родион завис, – какая же ты… красивая.
Вечер был томительно душным. Он знал, зачем пришёл, но надеялся, что этого не случится. Его путеводной звездой, матерью его детей, была Катенька.
Родион стыдился собственной слабости: одно дело интимные контакты до брака, совсем иное – когда судьба заплела кругом и всюду тысячи потайных узлов, развязать которые никому не под силу, разве что обрубить, или на кусочки порезать, и сжечь.
Жанна не торопила событий. Она была живая, здоровая, цельная.
Оказалось – у них схожие предпочтения, объединяющие интересы и вообще... она замечательная, как говорят молодые – клёвая.
От шампанского тошнило, любимая музыка вызывала приступ агрессии. Всё оттого, что в двадцати сантиметрах от удивлённого взора при каждом движении у Жанны соблазнительно раскачивалась приманка в виде пары нежно вздымающихся персей.
Вспомнилось, что на днях, страдая от расставания, прочитал стихи Оксаны Куш – “Он непослушными шагами вошёл в дурман её духов. Носились чёртики кругами, его толкая в ров грехов”
Секунды тянулись как сладкая микстура от кашля.