Аэромобиль спустился в шахту, и створки над ними закрылись. Вскоре спуск прекратился и дверь в кузове распахнулась. Эван увидел мужчину и женщину в белых халатах, и длинный, белоснежный коридор за их спинами. Привыкший к сумраку сто двадцать седьмого района, Эван даже сощурился. Между тем, женщина сказала:
— Пожалуйста, пройдёмте.
Весьма озадаченный, Эван выбрался из аэромобиля и пошёл за этими людьми. Никто не надевал на него наручники, и вообще — он чувствовал себя вполне свободным.
Вот так дела…
Тут сзади раздался окрик одного из законников:
— Эй, любезные, скажите — нам сегодня ещё кого-нибудь везти?
Мужчина в белом, не оборачиваясь к ним, ответил:
— Нет. На сегодня хватит.
Эвана провели в аккуратную, хорошо освещённую комнату, в которой преобладал белый цвет. Там, за столом, сидели два пожилых мужчины-близнеца, с очень широкими, мясистыми лицами, окаймлённые совершенно одинаковые белые волосы и бородки.
Необычно худая женщина с юркими глазами сидела с торца стола, в пол оборота к Эвану, и всё время суетливо просматривала бумаги в некой весьма толстой папке. Пришедшие вместе с Эваном мужчина и женщина сразу же уселись на стульях возле стены. Все присутствующие были в белой одежде, за исключением Эвана, одетого в тёмно-серый костюм, который он получил после Больших Гонок. Так как Эван за костюмом не следил, то он уже успел поистрепаться, и юноша в окружении этой выглаженной белизны чувствовал себя неловко.
Две пары совершенно одинаковых глаз изучающее погрузились в него, два одинаковых рта показали одобряющую улыбку. Рты приоткрылись, и один из пожилых близнецов произнёс:
— Доктор Йэрге Хганс.
Второй тут же продолжил:
— Доктор Эгле Хганс.
— Я Эван, — произнёс Эван, и тут же забыл, кто из докторов Йэрге, а кто Эгле.
Одинаковые улыбки остались прикреплёнными к их лицам. Один из близнецов произнёс:
— Мы знаем, кто вы.
А другой кивнул на стоящий напротив них стул и произнёс:
— Садитесь, пожалуйста.
Эван уселся на предложённый ему стул, и подумал: "Что-то это совсем не похоже на начало допроса о Сопротивлении. Я — пташка мелкая. А так вкрадчиво стали бы допрашивать одного из главарей…"
Близнец начал говорить: "Что вам известно", а второй тут же подхватил: "о множестве миров". И во время дальнейшей беседы они постоянно так и общались — один начинал, другой продолжал. Так что Эван воспринимал их как одного человека — доктора Хганса.
На первый вопрос Хганса, Эван ответил:
— Мне известно, что существует множество миров… тысячи миров…
Доктор Хганс произнёс:
— Нашим самым мощным телескопом ТХ-15 зафиксировано триста пятьдесят два миллиона сто двадцать две тысячи четыреста один мир. Это по классификации профессора Гриппи, согласно которой считается, что мир — это круглый объект, диаметром более трёх километров. Так что всякие камешки, которые тоже попадаются в пространстве, в это число не входят.
— Ничего себе! — присвистнул Эван. — Мог ли старина Эльзар с водного мира предположить, что миров — миллионы. Он и двадцати тысяч не насчитал….
— Да. Нам известна история с Эльзаром и с его родителями. У них было устаревшее обородувание. Но и наш телескоп ТХ-15 — это далеко не предел совершенства. Названное число миров — не является конечным. Да что говорить — каждый день мы фиксируем по пятнадцать-двадцать новых миров. Правда, все они очень отдалены от нас, и говорить об их размерах, а тем более — о географии не приходится. Возможно существуют сотни миллиардов миров.
— Вот так сложно! Сложно себе это представить! — присвистнул Эван.
— Это невозможно себе представить. Но, как ты, наверное, понял, мы пригласили тебя не за тем, чтобы читать лекцию о многообразии миров.
Юркая, худая женщина, которая сидела с торца стола и всё это время суетливо просматривала бумаги, вдруг сделала стремительное движение вперёд, и ладонью нажала на большую, прямоугольную кнопку.
Свет в помещении убавился, а на одной из гладких стен появилось изображение: множество незнакомых Эвану миров надвигались, разрастались, покрывались деталями, и тут же отодвигались за пределы экрана.
Доктор Хганс говорил:
— Вот возможности телескопа ТХ-15. Все эти миры достаточно изучены, и на них не найдётся ничего для нас интересного.
Новые миры увеличивались уже не так быстро, некоторые детали на них представлялись совершенно неразличимыми. И, наконец, было достигнуто максимальное увеличение: экран был усеян бессчётными крапинками миров.