— Потрясающе, — сказал Философ.
— Мы провели анализы, — сказал Механик. — И, честно говоря, теперь мы в еще большем замешательстве. Увы, я не могу ничего добавить к тому, что мы уже сказали. Вы умираете. Умираете очень быстро. Все остальное для нас загадка, которую мы более детально исследуем в нашей будущей книге.
— Ваша книга, — сказал я. — На хер она мне не усралась. Что насчет лекарства?
— Лекарства от чего?
— Вы прекрасно знаете, что у этого нет названия, черт побери, — сказал я. — Вы сами не дали ему никакого названия.
— Видите, в чем проблема, — сказал Философ. — Кто выделит нам время, деньги и оборудование, чтобы мы нашли средство от безымянного заболевания, которым страдает один человек? Что нам делать — давать гала-представления для сбора средств на Борьбу за Спасение Стива от Какогототамита? Кстати, как вам мой самогон? «Качели» придают ему особый вкус, правда?
— Я не Стив.
— Не спорю, но все же ответьте.
— Нам нужны клиенты, — сказал Механик. — Или пациенты, если угодно. А пока их нет, я не знаю, что вам сказать. Мы сделаем все, что сможем.
— Все, что в наших силах.
— Что в нашей компетенции.
— На что хватит знаний.
Моя дочь отчуждена, бывшую жену стащили, сам я вот-вот загнусь от скоротечного Какогототамита. И я решил, учитывая такой жесткий и бессмысленный цейтнот, что пора грешить.
Грешить — значит веселиться, безобидно.
У Философа я купил кокаину фармацевтического качества. Механик дал мне телефон и сказал, что нужно спросить Грету или Клариссу.
Я позвонил Грете.
Грета привела с собой Клариссу.
Обе они были высокими и тощими, одна с волосами цвета кости, другая — пепла.
Обе они были профессионально, аномально восхитительными.
— Поцелуйте мертвеца! — сказал я, срывая с себя халат. — Приласкайте его прекрасные формы.
Несколько дней мы провели резвясь, сося, фыркая, тяжело дыша и повизгивая. Мы заказывали обеды на дом — индийскую кухню, китайскую. Грета, подающий надежды драматург, ставила с нами избранные отрывки из Аристофана. Кларисса раскрасила мои колени для исполнения ритуального танца, который мы сами изобрели. Мы строили города из палочек от леденцов, арахисовой скорлупы и сливочной помадки. Мы изобрели игру: мне завязывали глаза и женщины по очереди мочились мне в глотку, а я с завязанными глазами должен был угадать каждую только по аромату.
Это было просто, учитывая любовь Греты к соку пырея.
В последний день, когда взошло солнце, меня растолкала Кларисса.
— Пора платить, — сказала она.
Я решил, что очень неплохо потратил деньги. Что такое семьдесят три тысячи долларов для парня, больного Какимтотамитом?
Остаток утра я провел, думая о том, как сказать Фионе, что теперь у нее есть официальная причина обратиться за социальными дотациями.
А потом раздался стук дверного кольца.
— Тебе станет лучше, как только они придумают название, — сказал Кадахи.
Он стоял у меня в кухне и размешивал чай — огромный человек в спортивном костюме с неоновыми вставками.
Когда-то он был капитаном национальной сборной по толканию ядра.
— Мне плевать на название, — сказал я. — Я просто хочу жить.
— Я тоже хочу, чтобы ты жил, дружище, — сказал Кадахи. — Поверь мне.
— Я тебе верю, — сказал я.
Кадахи был самым древним моим другом. Самым лучшим и самым закадычным. Может, временами мы разбегались, я — во мрак за дымчатыми стеклами корпоративной жизни, Кадахи — в свои далекоидущие деловые предприятия, заключавшиеся в импорте заграничных невест, но мы никогда не позволяли нити нашей дружбы оборваться. Для этого между нами было слишком много правды и недостаточно слов.
Мы вместе бегали по свекольным полям и пустырям нашего детства, спали во дворе под звездами, удирали ночью в лес, прихватив бутылку семейного виски. Мы выжигали городские березы самодельными огнеметами — жгли коконы шелкопряда. Мы называли это Мотылькост. Мы стояли за сараем и слушали, как среди грохота грабель и банок с краской наши отцы выясняли, кто из них — мужик круче.
Этот случай мы не обсуждали никогда.
— Знаешь что, — сказал Кадахи. — Надо было позвонить мне раньше, после того, как ушла Мариса. Я мог бы тебе найти новую женушку меньше, чем за десять штук. Сиськи, приятный акцент. И благодарность за освобождение от ига развивающегося рынка.
— Что сделано, то сделано, — сказал я.
— Вот это правильно, — сказал Кадахи. — Это слова человека, который хочет жить!
— Рано еще гроб для меня сколачивать, — сказал я.