— Уйди… Пожалуйста…
Слова ее пронзили ему сердце, но он сумел сохранить беспечный тон, притворившись, что не понял.
— Вынужден подчиниться, дорогая, но лишь потому, что моя спальня в противоположном конце дома, а я уже засыпаю. Ты меня порядком вымотала.
— Нет. Мне нужно, чтобы ты уехал отсюда, уехал от меня. Мне необходимо время подумать.
— Уехал от тебя? — медленно повторил Джеймс. — И от моей дочери тоже?
Иззи села на постели, натянув простыню себе на грудь.
— Она моя дочь. Я одна хотела ее, я выносила ее в своем теле, произвела ее на свет, в то время как ты…
— Прости меня, дорогая, — сказал он с оттенком сарказма в голосе. — Я не собирался преуменьшать твою роль в этом деле. Просто я сомневаюсь, действительно ли ты думаешь, будто я способен покинуть нашего ребенка.
— А почему бы и нет? Уход, точнее, бегство — это то, что тебе удается лучше всего, разве не так?
Удар. Ощутимый удар.
— Я изменился. Как, очевидно, и ты. Потому что вместо отважной женщины, которую мне хватило глупости покинуть, я вижу отъявленную трусиху. В данном случае, когда ты просишь, чтобы я уехал, именно ты пытаешься сбежать.
— Я не прошу тебя уехать. Я требую, чтобы ты уехал.
Джеймс зарылся пальцами в волосы.
— Я в это не верю, — пробормотал он. — Не могу, черт возьми, в это поверить. Всего несколько минут назад мы занимались любовью, а теперь ты просишь — нет, извини, требуешь, — чтобы я убрался. Вполне понятно, что я несколько озадачен.
— Прости меня.
— За что именно? Потому что если ты сожалеешь, что мы занимались любовью, я не хочу даже слышать об этом.
— Просто… я только…
— Ты сама этого хотела. Не смей даже пытаться отрицать это.
— Я и не отрицаю. То, что произошло между нами, было приятно нам обоим.
— Приятно, — медленно повторил Джеймс, стараясь уверить себя, что Иззи имела в виду совсем не то, что прозвучало. Ему это не удалось. — Только приятно? — взревел он, болезненно уязвленный в своей гордости.
Он вскочил с кровати и стал одеваться. Это чертовски напоминало прошлый раз, когда они занимались любовью, и он точно так же чувствовал себя жертвой предательства.
— Приятно! — Джеймс насмешливо фыркнул. — Меня, так и подмывает снова забраться в эту постель и доказать тебе, какая ты бессовестная лгунья. Скажи мне, Иззи, чего ты на самом деле боишься? Боишься, что я уеду или что я останусь?
— Не знаю, — прошептала Иззи. — Я больше уже не знаю, чего хочу.
— Ты меня любишь. Я знаю, что любишь. — Даже если бы она не призналась, он был уверен в этом. Не может женщина отдаваться мужчине с такой страстью, если не затронуто ее сердце.
— Я люблю тебя. Дело не в этом.
— Тогда в чем же дело?
— Я не хочу тебя любить.
Джеймс судорожно сглотнул и кивнул, стараясь скрыть боль, которую Иззи ему причинила. Он открыл ей свою душу, поведал ей все свои тайные страхи и секреты и остался ни с чем. Иззи не любит его. Она любит его воображаемый образ. Ни один мужчина не сумел бы с ним сравниться.
Наконец-то он набрался мужества разобраться в своей душе и решил, что может доверить ей это. Какой же он дурак! Джеймс собрал остатки одежды и направился к двери. Затем обернулся, чтобы взглянуть на жену, и у него сжалось сердце. Будь он проклят, если оставит за ней последнее слово.
— К утру я уеду, — пообещал он ей. Больше ему нечего было сказать.
Как только дверь за ним закрылась, Изабелла расплакалась. Ведь она мечтала о том, что он вернется к ней и признается ей в любви? А теперь, когда он вернулся и сказал, что любит ее, она прогнала его прочь.
Джеймс прав. Она утратила свою смелость. Испугалась. Слишком быстро она бросилась в его объятия. Снова начала привыкать к нему. И не имеет значения, уедет ли он через час, или через неделю, или через пять лет. Когда бы этот день ни настал, Джеймс уедет и разобьет ей сердце.
Она была в этом так же уверена, как и в том, что такой день непременно настанет.
Потому что он не любит ее. Только чувство долга привело его обратно. И оно наряду с его гордостью будет удерживать его рядом с ней. Но наступит день, когда этого окажется недостаточно для него и, конечно же, никогда не будет достаточно для нее.
И даже если бы он любил ее, достаточно ли этого, чтобы поддержать брак? Откуда ей знать, будет он процветать и укрепляться в неизбежных трудностях семейной жизни или рухнет, как шаткий карточный домик? Она запуталась и была в замешательстве. Она не привыкла к такому самоощущению. Однако ей очень нравились чувства, которые пробуждал в ней Джеймс. Ее тело жаждало вновь испытать это сладкое блаженство, а ее разум стремился снова оказаться там, где не нужно думать, только чувствовать. А ее сердце, самая ее душа тосковала о нем.